Дуэль на троих
Шрифт:
– Поднимем по бокалу старого доброго бургундского, – Пикар взял свой бокал, – в честь нашего примирения!
Я позволил себе сначала нюхнуть из бокала, а после взять в руки и нагло осмотреть бутылку. Жест не выглядел бы оскорбительным разве между старыми друзьями или… в московском походе?
Только после этого ответил:
– Охотно, полковник. Как же вы умудрились сохранить его за всю компанию?
– Умеренность, мой юный друг. Во всем умеренность и воздержание…
Мы выпили. И чудесный вкус напитка перенес меня – хоть на одно мгновение! – в кафе на Монмартре: споры юных
Голос Пикара, не прерывавшего свою нудную проповедь, мешал сосредоточиться на дорогих воспоминаниях.
– …живите скромнее в суровые будни, тогда вина хватит на праздник.
– Увы, я так не умею.
– Неужели? – Полковник добродушно рассмеялся, но что-то в этом смехе заставляло мгновенно собраться и сосредоточиться, как перед боем с безжалостной, гибкой и скользкой змеей. – А я думаю, вы вполне умеете. Более того, вы умеете слыть беспечным гулякой, даже транжирой, который щедро дарит громоздкие трофеи товарищам. А при этом медленно, но верно идет… к настоящему трофею. (Я внутренне вздрогнул.) К тому, ради которого вы и пошли на войну.
Пикар больше не смеялся. Уже совершенно отдельно от его «доброй» улыбки на меня из узких щелок его глаз смотрело по гремучей змее.
– Не понимаю… А! – Я заставил себя усмехнуться. – Вы имеете в виду маршальский жезл, который каждый солдат императорской армии носит в своем ранце?!
– Это прелестный афоризм Наполеона. Но я имею в виду нечто более вещественное.
– Что именно?
Пикар вновь засмеялся, выдерживая паузу. В это время все во мне переворачивалось. Что же разнюхал этот жирный боров? А может быть, всё?!..
Видимо, полковник насладился произведенным эффектом. Придвинулся ко мне, грудью втиснувшись в стол и смахнув на пол пару орехов своим белым жабо. Сказал доверительно:
– Ведь вы, хоть и провожали эту мадемуазель тем вечером, все же ненадолго разлучались, не так ли?
– Уф, а я думал здесь все уже решено! – Я невольно обмахнулся бахромой от скатерти. В узком кабинетике становилось нестерпимо душно.
– Не решено главное. – Пикар радушно улыбнулся сквозь бокал. – Кого из вас объявить русским шпионом?.. У меня достаточно поводов как для ареста мадемуазель, так и вашего – с вашим-то русским происхождением…
Он говорил нарочито обыденно, хотя и не сводил с меня взгляда. Посмеивался и пил вино!
– …и кому я отдам предпочтение – только в моей власти. Впрочем, отчасти и в вашей.
Я медленно, будто смакуя, тянул свой бокал. А мысль при этом лихорадочно работала.
– Что вы хотите? – задал я осторожный вопрос. Сознаюсь ли я «во всем», или ни в чем, или частично, такой вопрос уместен во всех случаях.
И тут Пикар грузно и как бы нехотя встал, подошел к узкому шкафчику в углу кабинета, отворил дверцу и… на свет явилась ТА САМАЯ трубка фамильного свитка!
Я даже вскочил. Стыдно об этом вспоминать, – попытался вырвать трубку из рук. Пикар насмешливо и ловко отдернул руку.
Я рванул из кобуры пистолет –
Я вскинул глаза на Пикара – он спокойно и внимательно следил за мной.
Что-то заставило меня получше приглядеться к трубке… На ней был другой камень! Не кровавый гиацинт, а розовый топаз.
О Боже всемилостивый, это что же?..
Полковник невозмутимо, как лекарь душевнобольных, наблюдал все мои реакции. Уж не знаю – видно было это со стороны или нет, но я начинал кое-что понимать.
– Мне нужен первый свиток, – садясь, сказал Пикар.
Присел и я.
– Так вот кто копался в моем рюкзаке и переворошил всю постель! – Я улыбнулся через силу этой каналье.
Пикар уже снова разливал по бокалам вино.
– Мои извинения. Я недооценил вашу предусмотрительность. Кто ж станет хранить столь важный документ среди склонных к любопытству боевых товарищей. И я не стал бы.
– Вы следили за мной все это время. Почему?
Пикар пожал плечами, словно говорил: работа, мол, такая.
– Мы еще в Париже уделили должное внимание всем приближенным императора. А ваш батюшка был с ним даже дружен одно время. Накануне русской компании мы не могли не заинтересоваться пристальнее его родословной и связями.
Говоря это, Пикар осторожно забрал со стола трубку и принялся, точно в философической задумчивости, похлопывать ей о ладонь…
– Подумать только, шестнадцатый век! Великий князь и первый царь московский собирает русские земли. Причем пользуется самым надежным методом – рубит головы прежним князьям этих земель. В числе оных оказывается и ваш славный предок, сам когда-то обложивший данью весь Шелковый путь!..
Признаться, я был удивлен осведомленностью этого марсельского прощелыги в области русской истории.
– …Но боярин Беклемишев оказался весьма прозорлив. Предвидя свой арест, он решил сберечь родовые сокровища хотя бы для внуков. И вот, как пишется в романах, прошли годы…
– А сами-то не пробовали романы сочинять? – перебил я больше для собственного успокоения. – Из рыцарской жизни, например? У вас явные способности.
– К сожалению, я начисто лишен фантазии, – с притворным сожалением развел руками полковник. – Просто субретка вашей маман – мой агент. Она вовремя ухватила главное. Пацифист и друг Вольтера, Бекле-старший записывает сына, блестящего студента Сорбонны, – махнул он в мою сторону трубкой, – в ДЕЙСТВУЮЩУЮ АРМИЮ! – Тут Пикар выкатил будто от страха глаза. – И отправляет в московский поход! А сын почтительно и весело делает ать-два…
Я, хоть и смотрел на этого позорного филера и кривляку с ненавистью, держал себя в руках.
Наконец он откинулся в кресле, видимо, упиваясь произведенным эффектом, и отхлебнул вина.
– Да-а. Интересная у вас семейка!
– Хотите, чтобы мы вас усыновили?
Хоть я и держался, в голосе прозвенела злость.
– Да, я понимаю, сынок. Это твое наследство, – почти по-родственному ответил Пикар. – Отец во Франции погряз в долгах. Ему не выпутаться, если ты не возьмешь это…