Дуэт с Герцогом Сиреной
Шрифт:
Может быть, я быстро учусь магии, потому что она работает.
— Ваше Святейшество? — Мягкий голос Лючии так же нежно бьется о мои мысли, как небольшая волна о корпус корабля. Странное ощущение, когда я не вижу собеседника. Хотя и не такое нервное, как могло бы быть, если бы в глубине моего сознания уже много лет не звучала песня.
— Святейшество? — Это слово пронеслось в моей голове в замешательстве.
— Да, ты подношение, святое продолжение нашего Господа…
— Герцог Илрит ранен! — пробурчала я, чувствуя, что объяснение затянется дольше, чем нужно. Отмеченный
— Что? — В одном этом слове столько недоумения.
О, черт… Она слышала мои другие мысли? Вот тебе и быстрое обучение. Я сосредоточилась на двух словах:
— Иди сюда! — Молодая женщина поднимается с одной из коралловых башен грандиозного поместья Илрит. — Сюда!
Она поворачивается и наконец-то видит нас: мы как раз пересекли небольшой промежуток между стеной и поместьем. Ее губы раздвигаются. Широко раскрыв рот, она пропела резкую ноту. Я узнаю сигнал тревоги, когда слышу его.
Вторым появляется Шеель, с деревянным копьем в руке он выходит на балкон. Фенни тоже плывет над крышами, орудуя коротким мечом из заточенной кости, и выглядит на удивление грозно для женщины, которая до сих пор казалась только зажатой и матроной. Лючия уже на полпути к нам, и Шеель быстро догоняет ее.
— Что ты делаешь вне своей камеры помазания? А подношение не должно вступать в контакт с другими, чтобы не нарушить свою отстраненность от этого мира! — рычит он на меня, обнажив зубы. Я заметила, что у него шесть клыков — четыре сверху и два снизу, а не два, как у людей. Как будто в его пасти живет акула. — Какое несчастье ты навлекла на нас за свое богохульство?
— В следующий раз, когда вашему герцогу понадобится спасение, я с радостью дам ему умереть, если вам так больше нравится, — огрызаюсь я, обнажая свои зубы, хотя они и не такие страшные, как у него. Шеель, похоже, был поражен моим тоном и выпрямился.
— Умереть? — В вопросе звучит искреннее замешательство. Оно сменяется ужасом, когда он впервые по-настоящему смотрит на Илрита. — Только не говори мне, что он ушел с воинами во впадину. — Слова как будто вырвались сами собой. Шеель подумал, что это он сам.
— Уж точно не я нанесла ему эти раны. — Я перехватываю Илрит. Неудобно пытаться плыть, опираясь на гору мышц этого человека. Он все еще полностью хромает. — Похоже, они серьезные.
— Так и есть, — говорит Лючия, беря меня за противоположную руку. Ее глаза расширены от беспокойства. Паника глубже, чем даже у Шееля. Семейное сходство между ней и герцогом стало очевидным с первого момента, как я увидела их обоих. Хотя мягкие черты лица Лючии совсем не похожи на сильную челюсть и напряженный взгляд Эмили, я вижу в ее беспокойстве свою сестру. — Но его физические раны не так тревожны, как те, которые мы не можем видеть.
Разве это не всегда правда? думаю я. Лючия одаривает меня усталой улыбкой. Должно быть, она слышала. Я притворяюсь, что она не услышала.
— Вам нужно перестать прикасаться к нему, Ваше Святейшество. Позволь мне помочь. — Шеель берет руку, за которую я держусь, когда приходит Фенни.
— Что с ним случилось? — Слова Фенни полны беспокойства, но ее брови нахмурены с неодобрением.
Я не упускаю из виду, что Фенни также смотрит в мою
Фенни отводит взгляд. Я не уверена, услышала ли она мое волнение или нет.
— Худшее, я подозреваю, — серьезно говорит Лючия. — Но мы о нем позаботимся. Иди и вознеси песнопение вместе с жителями герцогства — песнопение защиты и безопасности.
Фенни кивает и устремляется в противоположном направлении от Лючии и Шееля. Я мечусь между ними и в конце концов решаю пойти с Илритом. Единственная причина, по которой у меня есть шанс догнать их, заключается в том, что они обременены весом Илрита.
Проплывая над поместьем, я получаю более полное представление о нем, чем при первом приближении. Подобно рифу, множество строений нагромождено друг на друга, усеяв каменистое и песчаное дно океана бессистемным, почти органическим образом. Многие из них соединены коралловыми туннелями и арками, но не все. Башни тянутся вверх, спиралевидно разветвляясь.
Мы направляемся к скоплению зданий в центре, которые в основном отделены от остальной территории. Среди них возвышается большое строение с куполообразной крышей из мозгового коралла. Мы спускаемся на балкон, пристроенный к комнате, соединенной со строением параллельно стене, служащей барьером от монстров и зловещей красной дымки. Это спальня, быстро понимаю я. Хотя она не похожа ни на одну спальню, которую я когда-либо видела.
На каждой из колонн, обрамляющих небольшой балкон, через который мы вошли, есть резьба, линии и формы которой напоминают наши тела и кости кита в моей бывшей клетке. На дальней стене, напротив выхода к морю, находится туннель. С каменной платформы напротив меня растут водоросли, похожие на мох, они тянутся вдоль стены и по потолку, уходя в туннель. В водорослях приютились маленькие светящиеся цветы, освещающие помещение.
Шеель и Лючия вносят Илрит на платформу и занимают места по обе стороны от Илрит. Они начинают напевать, раскачиваясь взад-вперед. Другие, невидимые певцы вливаются в мелодию, и получающиеся гармонии резонируют глубоко в моем существе. Серебристое сияние цветов, распустившихся на мшистой ламинарии, становится ярче, охватывая всех троих, стоящих передо мной. Рябь искажает люминесцентную дымку, меняя частоту с каждой высокой и низкой нотой. На коже Илрит образуются крошечные пузырьки, которые распускаются в ленты воздушного жемчуга.
Через несколько минут их покачивание прекращается, и они обмениваются короткими словами, которые я не могу расслышать. Шеель удаляется, а Лючия перестраивается и парит над головой Илрита, положив обе руки ему на виски. Ее хвост поднят вверх и слегка бьется о мшистые водоросли потолка. Ее лицо близко к его, и она продолжает тихонько напевать в гармонии с музыкой, которая все еще плывет по течениям вокруг поместья.
— Что с ним случилось? — осмеливаюсь спросить я у Шееля, когда кажется, что он больше не присоединяется к песне. Акулоподобный мужчина выглядит совершенно разъяренным. Его большие, покрытые шрамами руки сложены на груди. На его лице нарисована хмурая гримаса.