Дурман-звезда
Шрифт:
– Что со Звенкой? Ястребы ее взяли?
– У них спроси.
– А с Кристой? Она жива?
– А что ей сделается, змеюке?
– буркнула дева-птица.
– Сам ведь чувствуешь. Иначе зачем в столицу намылился? Вот и езжай, а мне недосуг тут с тобой болтать. Дело, вон, уже к вечеру.
Ясень машинально глянул на солнце, а когда опустил глаза, вестницы рядом не было. Обозники оживленно перекликались, радуясь близкому окончанию странствий. В его сторону никто не смотрел. Да и вообще, Ясень был уверен - спроси их сейчас, так уже не вспомнят, что с попутчицей ехали. Скажут -
Ясень сплюнул досадливо и подумал, что отдых, в самом деле, не помешает.
...Виноградники взбирались по склонам невысокой горы; последние листья, еще не успевшие облететь, густо багровели в лучах заката. Город раскинулся у подножья. Он кокетничал, открывался взгляду не сразу, а постепенно - по мере того, как поворачивала дорога. Мазанки на окраинах - чисто выбеленные и крытые камышом - подслеповато щурились, дремали под кронами плодовых деревьев. Потом пошли дома побогаче, с красными черепичными крышами, а ближе к центру вставали белокаменные хоромы, принадлежавшие местной знати. Воздушный порт ощетинился деревянными мачтами; изящная яхта легко оторвалась от причала, развернулась носом на запад, и парус разбух, вбирая попутный ветер. А там, впереди по курсу, уже виднелась изломанная кромка хребта, за которым ждала столица...
– Ну что?
– спросил Клещ, поравнявшись с Ясенем.
– Может, все-таки с нами? Люди нужны. Снег скоро ляжет, купчишки засуетятся - обратно двинем. На санях, оно веселее. Не то, что сейчас, с телегами по ухабам.
– Нет, - сказал Ясень, - спасибо, но...
– Да уж, вижу, что "но", - усмехнулся старший.
– Ладно, слушай сюда. Есть у меня знакомые, в столицу обозы водят. Поговорю с ними, пусть на тебя посмотрят. Глядишь, и возьмут в отряд. Парень ты, вроде, шустрый, клинком помахать горазд...
– Спасибо, - повторил Ясень.
– Нет, правда. Я не забуду.
Клещ хлопнул его по плечу и поскакал вперед. Город уже обступил их со всех сторон. Улица шумела, в глазах рябило от разнообразия лиц и красок. Тут были и кочевники-степняки с высокими скулами, и черноглазые горцы, и смуглые гости из-за хребта, и меднокожие дикари с Восточного Взморья. Проехал навстречу аристократ из Волков в сопровождении трех охранников, мазнул презрительным взглядом. Копыта звонко стучали по мостовой. Пахло жареным мясом и свежим хлебом; Ясень сглотнул слюну, прикидывая, во сколько здесь обойдется ужин.
Показалось вдруг, что он опять видит вестницу - на обочине мелькнул цветастый платок. Но, приблизившись, Ясень понял, что обознался. Девчонка была другая, гораздо младше - лет двенадцать или тринадцать. Внешность, правда, сразу привлекала внимание. Черты лица идеальные, как у Древнейших, но загар при этом густой, будто все лето в поле работала, да и одежда скромная. Прямо как в сказках про сбежавших принцесс, которые скитаются и терпят лишения, пока не встретят благородного воина. Везет ему, Ясеню, сегодня на фальшивых селянок...
Она стояла, рассеянно озираясь, и с аппетитом поедала ватрушку с румяной корочкой. Заметив Ясеня, почему-то вздрогнула и перестала жевать.
Наконец она, вздохнув, разочарованно отвернулась. Ясень пожал плечами, собираясь проехать мимо. И в этот момент солнечный луч коснулся ее лица; возникло странное ощущение, что сейчас оживает забытый сон, в котором незнакомая девочка вот так же ждет у дороги - ждет его, Ясеня, просто еще не знает об этом. И осталось только сказать, что он уже здесь, но почему-то нужные слова не приходят...
Он тряхнул головой, отгоняя глупые мысли; поторопил коня. Обоз заворачивал на соседнюю улицу. На углу Ясень оглянулся. Девчонка с недоеденной ватрушкой в руке смотрела ему вслед, задумчиво хмурясь; светлые локоны выбивались из-под платка, а глаза были похожи на осеннее небо - серое с голубым. И он понял, что еще увидит ее, потому что случайностей не бывает. И здесь, конечно, тоже не обошлось без хитрющей птицы, которая играет в непонятные игры, но думать об этом сейчас не хочется. А хочется поесть, наконец, спокойно, за нормальным столом...
...Сидя в харчевне, Ясень цедил дешевое пиво. Настроение было так себе. Вроде бы, все закончилось хорошо - из плена сбежал, руки-ноги целы. Но он чувствовал, что на самом деле это только начало. И жрец от него не отвяжется, и вестница тоже не зря пугала. Слишком многое случилось за эти дни, чтобы просто взять и забыть, выкинуть разом из головы. Никак не удавалось расслабиться, все вокруг его раздражало - и кислое пиво, и тощая костлявая подавальщица, и чадящие светильники на стене. Да еще за соседним столом бубнили поддатым голосом:
– Стоит и щерится, весь в кровище, только клыки блестят. Озирается, зенки мертвые. Воздух вокруг дрожит, и тень поднимается, как живая. Я под лавку забился, думаю - смерть пришла. Солнце ясное, спаси и помилуй! А он как будто услышал, повернулся и пасть раскрыл...
– Брешешь, - лениво отвечал собеседник.
– А вот не брешу! Три года прошло, а мне эта харя всюду мерещится. Веришь ли, заснуть не могу, пока глаза не залью...
– Верю.
– Только все зря, найдут меня твари. Одну завалили, другая вылезет. Может, сидит уже где-то рядом, слюну роняет. Они терпеливые, им три года - как тебе три минуты. Думаешь, нас в покое оставят? Держи карман шире. Без наших душ они под солнцем не выдержат, своих-то ведь не имеют...
Ясень отставил кружку и, бросив на стол монеты, вышел на улицу.
Уже стемнело. Воздух был холодный и свежий - до зимы осталось недолго. Ветер разогнал облака; ночной цветок сиял в вышине, манил серебряным светом. Его лепестки, закрученные в спираль, раскинулись на треть небосвода. Между ними клубился голубоватый туман, отчего цветок казался размытым. Только в центре свет уплотнялся, сжимался в ярко-белый комок.
Зрелище завораживало; Ясень стоял, потеряв счет времени. И чудилось, что кто-то смотрит на него сверху - пристально, изучающе, с недоверчивым удивлением.