Дурная слава
Шрифт:
Вообще-то я не приветствую издевательства над своим телом, но Юлькино тату так мило смотрится — кажется, будто игривый котенок затаился, вот-вот и выпрыгнет из своего укрытия, — что не могу сдерживать в себе эмоции.
— Ты с ума сошла! — с восторгом вскрикиваю я.
Получается слишком громко, и люди один за другим на нас оборачиваются.
— Есть немного, — смеется она. — Мы вместе ходили. Олег хотел себе трайбл на руку, и вот, — Юлька одергивает кофточку, пряча от любопытных подслеповатых старух, расположившихся на ближайшем к нам сидении,
— А родители?
— А что родители? — беззаботно пожимает плечами Юлька. — Я еще никогда не была так счастлива!
Зараженная ее необузданным счастьем, я протяжно вздыхаю. Но немного погодя спускаюсь с небес на землю.
Вот если они расстанутся, расстанутся на больной для Юльки ноте, поспешно сделанная татуировка еще долго будет бередить растоптанное в кровь сердце. Все они гребанные кобели! А блаженное отупение рано или поздно закончится.
Я бросаю внимательный взгляд на подругу и, наткнувшись на ее солнечную улыбку, снова поддаюсь беспечному состоянию.
Да гори оно все синим пламенем!
Сейчас.
Сегодня.
В случае с Юлькой.
Пусть ее блаженное отупение длится вечно!
— Аминь! — подытоживаю я. Беру подругу за руку, и мы, смеясь, выскакиваем в раскрытые двери маршрутки за несколько остановок до нужной нам остановки.
Пыльный вечерний воздух, жаром исходящий от расплавленного асфальта, не щадя, ударяет в лицо, но тенистая прохладная аллея предоставляет нам свое убежище. Болтая о всякой ерунде, мы еще час гуляем по вечернему городу и после сто пятидесятого звонка Олега наконец-то подходим к клубу.
— Ну и как это называется? — шутливо ругается «шкаф» и заключает Юльку в жутко крепкие объятия. После чего они целуются так долго, что я успеваю забыть, с кем сюда пришла. К тому же, слышу любимый трек — он зовет и манит меня.
Покачиваясь от нетерпения, я бросаю милующейся сладкой парочке:
— Встретимся внутри! — И не дождавшись какого-либо ответа, взбегаю по ступенькам, прохожу фейсконтроль, но уже в вестибюле понимаю, что Юлька и Олег поспешно следуют за мной.
На танцполе мы располагаемся практически в центре. Теперь это наше любимое место. На удивление, здесь свободно, и световые лучи не так часто бьют по глазам.
Несколько сознательных движений, и я выпадаю в параллельный мир, в котором нет никого и ничего, кроме меня и музыки. Я не вижу мелькающих туда-сюда лиц, не чувствую чужих нерасторопных конечностей — трек за треком я общаюсь со своим собственным телом на языке танца. Мне хорошо, я чувствую гармонию и умиротворение и даже не с первого раза реагирую на Юлькины фразы, которые подруга орет мне прямо на ухо.
— Смотри! — Чтобы привлечь мое внимание, она хлопает меня по плечу: — Он опять не сводит с тебя глаз!
— Кто? — не сразу въезжаю я.
— Тот парень! — кивком она указывает куда-то в сторону. — Помнишь, я о нем тебе рассказывала? В прошлый раз! Он тоже смотрел на тебя так!
— О ком ты? — я не понимаю, куда смотреть. Но делаю это только из вежливости к подруге. В действительности мне абсолютно все равно, кто и как на меня смотрит, пусть хоть дырку на мне протрет — я не растаю.
Но Юлька думает, что я придуряюсь.
— А он симпатичный! — многозначительно улыбается она и слегка подталкивает меня вперед.
— Да кто?
— Тот, который идет сюда! Темненький, в кожаной крутке! Кажется, он намерен с тобой познакомиться!
Я всматриваюсь сквозь хаотично двигающуюся толпу, пытаюсь поймать направление, обозначенное подругой, и в какой-то момент наконец-то понимаю, о ком она. В тот же миг мое сердце с разбега врезается в грудную клетку.
Вот черт!
— Это тот прилипала! — сообщаю я Юльке и хочу спрятаться за ней.
Но не успеваю.
— Ну что, натанцевалась? — спрашивает он, в два счета сократив расстояние между нами до минимума. — Поехали! — и протягивает мне руку, на которую я смотрю более чем озадаченно.
Упертый баран! И что он о себе возомнил?
Я вспыхиваю:
— С чего ты решил, что я с тобой куда-то поеду?
— Нет? — с показным равнодушием хмыкает он и, не дав возможности осознать происходящее или опомниться, одним простым движением приподнимает меня и заваливает себе на плечо.
Я дергаюсь, ищу поддержку в глазах Юльки, но она — та еще заступница в подобных ситуациях. Наоборот, кажется, ей нравится то, что со мной происходит.
А меня бесит! Бесит! Бесит!
— Ты! Питекантроп! — рычу я и колочу его по широкой, словно скала, спине. — Отпусти меня! Я никуда не поеду! Ты! Животное! Оставь меня в покое! Поставь меня на ноги, придурок! — Но он не реагирует. — Убери свои руки! Ладно, я прошу у тебя прощения… Слышишь? Я извиняюсь! За мороженое, бутылку… за что там еще надо? Только отпусти меня, слышишь? Отпусти! — Но и это бесполезно. — Ты! Мужлан! Обезьяноподобное создание! Придурок! Хам! Грубиян! Ну, пожа-а-алуйста, отпусти…
11. Антон
— Помогите! — показушно надрывается она, когда я проношу ее мимо охраны. — Он псих! Он маньяк! Вызовите полицию!
Но те, на кого она так надеется, прощаются со мной по-приятельски.
И пока рыжая бестия продолжает рассерженно колотить меня своими неугомонными кулачками, я миную двери и готовлюсь максимально аккуратно, чтобы не навернуться, спуститься по порожкам.
— Ты опустишь меня или нет?!
— Нет, — я перехватываю ее поудобнее, чтобы она не брыкалась так активно, и не могу не думать о том месте, на котором теперь лежит моя рука. — И прекрати дергаться.
Она взвизгивает:
— Убери свои лапы!
— Тих-тих-тих-тихо! Если мы долбанемся о ступеньки головами, вряд ли это будет выглядеть романтично.
— Гребаный романтик! — смешно злится она и бьется как рыбка о лед, отчего ее попка соблазнительно напрягается под моей ладонью. — Что ты от меня хочешь?
— Хочу отвезти тебя домой.
— А тебя об этом кто-то просил?!
— Меня не надо об этом просить. Я буду каждый раз отвозить тебя сам. Ты же не хочешь сказать, что снова намерена добираться до Озерков на такси?