Дурной ген

Кук Робин

— Миссис Мабрай, может, мне привлечь полицию? Я не отниму у вас больше пятнадцати минут.

— Что это за имя такое — Арья? — вдруг поинтересовалась Эвелин.

— Простите, не поняла вопроса, — пробормотала Арья, с досадой хлопая себя ладонью по лбу. Общаться с людьми — тот еще геморрой, тут не поспоришь. Именно поэтому она терпеть не могла пациентов.

— Вы мужчина или женщина? — спросила Эвелин.

— Была женщиной, когда в последний раз проверяла, — раздраженно буркнула Арья.

— Зачем я вам снова понадобилась? Я уже разговаривала с вашим дознавателем и с полицией.

— Сегодня мы сделали вскрытие, и возникли дополнительные вопросы, на которые можете ответить только

вы.

Фойе внезапно наполнилось пронзительным жужжанием, возвестившим, что открылась внутренняя дверь. Арья бросилась к ней, чтобы успеть войти. Оказавшись по другую сторону, она с облегчением вызвала лифт. Подъем напомнил ей, до чего она не любит старые лифты, особенно такие тесные, как этот, который несколько раз ударился о стены шахты, будто свободно болтался на тросах. Арья порадовалась, когда кабина прибыла на четвертый этаж и из нее наконец-то можно было выбраться.

Идя к нужной квартире, она старалась дышать ровно. В коридоре стоял запах жареного лука, который не выветривался уже, наверное, последние лет сто. Когда Арья нажала кнопку звонка, снова пришлось ждать дольше, чем она предполагала.

— Кто там? — наконец спросил с той стороны двери приглушенный женский голос.

Теперь, когда его не искажало переговорное устройство, Арья расслышала бруклинское произношение. Хотя ее так и подмывало ляпнуть что-нибудь саркастичное, она сдержалась и просто повторила свое имя. Дверной глазок потемнел, и Арья предположила, что Эвелин с той стороны рассматривает ее. Захотелось помахать или сделать нетерпеливый жест, но она сдержалась. Теперь, когда она так близко подошла к беседе с этой женщиной, нельзя было спугнуть удачу. К тому же ей не хотелось, чтобы Эвелин потребовала у нее удостоверяющий официальные полномочия документ — мысль о нем внезапно возникла в голове, пока секунда проходила за секундой.

Наконец стало очевидно, что Арья прошла проверку: послышался лязг отпираемых замков и цепочек. Дверь приоткрылась на три-четыре дюйма — длину оставшейся на месте цепочки. В щели показались налитый кровью глаз и фрагмент носа. Арья стояла молча, не шевелясь, позволив Эвелин как следует изучить ее. Секунд через двадцать дверь снова закрылась, последняя цепочка была снята, и створка открылась куда шире. Теперь Арье стала видна часть квартиры. Очевидно, Дэвид Голдберг не зря назвал соседку барахольщицей. Представшее перед глазами помещение было целиком завалено разнообразным хламом, включая огромное количество картонных коробок всех размеров, десятки древних чемоданов и бесконечные стопки газет и журналов. Среди курганов мусора виднелась даже тележка из супермаркета, заваленная старой одеждой. Обычной мебели за барахлом видно не было, и вглубь квартиры тянулся единственный узкий проход.

— О чем вы хотите меня спросить? — проговорила Эвелин, одетая в старый халат.

Ее волосы под пластиковой шапочкой для душа были намотаны на бигуди, а на лице, за исключением области вокруг глаз, лежал слой светлого крема, придавая ей сходство с енотом. Хозяйка не сделала ни единого движения, чтобы впустить гостью, но та ничуть не возражала: из квартиры тянуло вонью похуже лукового запаха в коридоре.

— Нам нужно узнать, что за гости ходили поздно вечером в квартиру мисс Якобсен, — сказала Арья. — Вы сказали дознавателю мистеру Голдбергу, что слышали, как кто-то приходит к ней и уходит, и обычно такое случалось по будням. Все правильно?

— Да, так я ему и сказала, — согласилась Эвелин. — Но где-то около месяца назад все прекратилось. И слава богу.

— К ней приходили компании или один человек?

— Я думаю, один.

— Еще вы говорили, что не знаете, мужчина это или женщина.

— Да, правильно.

— Знаете, что меня смущает? — проговорила Арья. — Я заметила, что ваш глазок смотрит как раз на дверь мисс Якобсен. Неужели вы ни разу не пытались подглядеть, кто пришел к соседке или вышел от нее, когда слышали шум в коридоре? В такое трудновато поверить.

— Ну, может, я и посмотрела разок-другой, — уходя в оборону, ответила Эвелин. — Но только когда к ней приходили. Ровно в десять я всегда ложусь.

— В те редкие случаи, когда вы смотрели в глазок, кто там был? Мужчина или женщина?

— Обычно мужчина.

— Обычно или всегда? Не забудьте, я не хочу подключать полицию, но придется, если вы не пойдете мне навстречу.

— Приходил мужчина.

— Как по-вашему, всегда один и тот же? В коридоре достаточно яркий свет, чтобы хорошенько его разглядеть.

— Думаю, да. Один и тот же. Шляпа и пальто точно были те же. Пальто из верблюжьей шерсти. У моего мужа, упокой Господь его душеньку, было похожее.

— Это очень полезная информация, Эвелин, — сказала Арья. — А как насчет шляпы? Как бы вы ее описали?

— Шляпа как шляпа, обычная, мужская.

— Вроде бейсболки или с полями?

— С полями. Мой муж никогда не носил шляп.

— Один последний вопрос, Эвелин, и прошу вас подумать, прежде чем ответить. Вы узнаете этого человека, если встретите на улице? Вам удалось разглядеть его лицо хотя бы в профиль?

Эвелин несколько раз моргнула, и у Арьи создалось впечатление, что она напряженно соображает или, по крайней мере, пытается. Что бы ни творилось у соседки в голове, Арья не вмешивалась.

— Нет, я не смогу его узнать, — наконец покачала головой Эвелин. — Я никогда не видела его лица.

— Ладно, Эвелин, на этом все. Если у меня появятся еще вопросы, я вернусь.

Арья отвернулась и пошла обратно к лифту, хоть и собиралась спуститься по лестнице. Ей было слышно, как за спиной гулко захлопнулась дверь. Хотя разговор с Эвелин и всколыхнул неприятные воспоминания о пациентах, с которыми ей приходилось иметь дело во время клинической практики, Арья порадовалась, что не спасовала. Ее усилия были вознаграждены. Теперь она точно знала то, что уже подозревала раньше: у Керы Якобсен был роман с мужчиной, с которым она предположительно познакомилась во время рождественских праздников, и по какой-то причине их связь держалась в тайне. Арья дорого бы дала, чтобы выяснить эту причину. В переходном возрасте, живя в особняке в Гринвиче, она посмотрела несколько мыльных опер и теперь предположила, что герой-любовник женат. Если Арья и вынесла какие-то знания из потраченных на сентиментальные сюжеты часов, они заключались в следующем: любовничек, скорее всего, заливал Кере, будто намерен развестись, но существует некая малоправдоподобная причина, по которой бросить женушку пока невозможно, и надо подождать. А затем наступила неудобная беременность, обострившая ситуацию и вызвавшая безвременную кончину Керы Якобсен.

— Ах ты, мудила гребаный, — пробормотала Арья сквозь стиснутые зубы, хлопнув ладонью по закрытой двери лифта, — я тебя вычислю во что бы то ни стало!

Будто в ответ на ее вспышку гнева прибыла лифтовая кабина. Арья потянула на себя дверь, открыла ее и вошла. Когда внутренние створки закрылись и Арья вспомнила, какие звуки издает во время движения эта дрянная штуковина, оставалось лишь надеяться, что чертов антиквариат не сорвется внезапно с тросов и не полетит вниз с высоты четвертого этажа, разумеется, вместе с ней. Кошмары с подобным сценарием снились Арье с тех самых пор, как ее няня Фабиола рассказала, что с маленькими лифтами порой такое случается. А раньше Арья любила кататься на лифте в их доме в Гринвиче вверх-вниз, лишь бы сбежать от няни.