Душехранитель
Шрифт:
Хоть бы еще поинтересовался, пьет ли девушка кофе! Самопогруженный тип, ничего не попишешь!
— Все вещи ты видишь на нас, — садясь на табуретку и откидываясь на стену, ответил Саша. — Нам нужна небольшая помощь, Миша…
— Тачка — нужна. Угадал? — Михаил победно сверкнул очками. — Бери! Для. Тебя — не жалко.
— Нет, тачку не нужно. Пусть Рената побудет здесь, пока я отлучусь. Ты не против?
— У? — тут Миша понял, что теперь пора отвечать: — А! Ну да! Неужто. Мне жалко.?
— У нас неприятности...
— Я уж. Понял., — согласился журналист. — Судя по вашему. Виду. Вы бегаете от. Серьезных дядей. В пиджаках свободного покроя.
— В общем, да. Точно, что не от нахаловской [10]
— Пошли. Покурим. Расскажешь.
Пока мужчины разговаривали на балконе, девушка огляделась. Похоже, до Фобосова здесь жила какая-то старушка. Рената подошла к комоду и потрогала пальцем непонятное стеклянное украшение в виде чересчур удлиненной трехгранной пирамиды с цветным узором внутри.
10
«Нахаловка» — местечко в районе железнодорожного вокзала в Новосибирске, славящееся криминальной напряженностью.
Девушка заглянула в шкаф, отыскала выстиранное, но не проглаженное полотенце и пошла в душ. Побоявшись взглянуть на себя в зеркало, она забралась в ванну и сразу же подставила под воду тусклые от пыли рыжие волосы. Горячие струи бежали по ее телу, нежная кожа покрывалась пупырышками, и отчего-то вспомнилось раннее детство — то, как мама купала ее, маленькую, в детской ванночке…
Рената опустила глаза и провела ладонью по груди — юной, литой, совершенной формы. Прикосновение было приятным, будоражащим. Всего за три дня, проведенных с Сашей, она изменилась, ощутила в себе женщину, по-настоящему любимую, нужную тому, кого и сама любила, страстную. Какими же детскими, оказывается, были их отношения с Ником! Она и не подозревала об этом прежде. Юношеская влюбленность, ранний брак, потерпевший фиаско. Николай был, в общем-то, неплохим парнем, но он и в грош не ставил ее как женщину. Видимо, того и нужно было кому-то, кто ткал нить Ренатиной судьбы… Возможно, если бы не случился тот развод, то с нею не произошло бы и всех этих страшных событий. Но тогда она не встретилась бы с Сашей. Как все запуталось…
Когда она вышла, Фобосов уже уехал по своим делам. Саша переоделся в Мишины вещи и тоже готовился в путь. Рената улыбнулась: джинсы и кожаная куртка очень шли телохранителю. Ее телохранителю.
— Хорошо выглядишь, — прошептала она, подходя и обнимая Сашу за талию. — Может, не стоит тебе ехать одному?
— Я оставлю тебе пистолет, — молодой человек коротко поцеловал ее и погладил по щеке. — Не переживай.
Рената уткнулась лицом в его плечо — с незнакомым запахом чужой одежды. Риском было с их стороны ходить по Москве с оружием, где их мог задержать и подвергнуть тщательному обыску любой патруль. Но что поделать: опасность остаться беззащитными пред лицом врага перетягивала чашу весов.
— Я не о том. Возьми меня с собой в «Шереметьево»...
Саша отрицательно покачал головой:
— Побудь здесь! Я постараюсь вернуться засветло… Угу?
Он лишь на секунду приостановился возле зеркала в прихожей, чтобы зачесать пальцами со лба уже слишком длинные волосы.
Спустя два с четвертью часа телохранитель добрался до «Шереметьево». Дорожные «пробки» выматывали даже привыкших к ним москвичей. Саша пытался подремать в такси, которое подолгу застревало на каждом перекрестке, и не мог. Наконец в здании аэропорта, в камере хранения он отыскал ячейку под номером «2408» и набрал шесть знаков кода, который знал на память. Дверца открылась. Отсек был пуст. Саша сжал упрямые губы, отвернулся и машинально сунул руки в карманы куртки. Он был в замешательстве, не мог поверить своим глазам. Все их с Ренатой надежды сгорели. Где теперь искать пресловутый «дипломат», ставший «яблоком раздора» для множества людей?
Постояв несколько секунд в раздумьях, Саша захлопнул камеру и удалился.
Евгений
Худощавый, нескладный, но с иголочки одетый мужчина сошел с трапа и пересел во встречавший его автомобиль. Котов был недоволен. Однако его лицо — благообразное лицо типичного политика (хотя, в отличие от многих своих конкурентов, к политике он не имел почти никакого отношения) — хранило бесстрастность. Если Скорпион, Константин Серапионов, давний враг Евгения Борисовича, был человеком опасно-ироничным, Рушинский — азартным игроком, а Стас Саблинов — желчным скандалистом, в прошлом профессором ядерной физики, который мнил себя непризнанным гением, то Котов отличался от них некой «серостью». Иными словами, он не позволял узнать свой истинный характер никому, в том числе — ни супруге, ни детям. Лидеры «Salamander in fire» уже не раз безуспешно пытались собрать на него компромат. Котов даже не посмеивался. Бесцветное лицо Евгения Борисовича, обтянутое пергаментной кожей настолько, что можно было угадать, как после смерти будет выглядеть его череп (а у собеседников частенько появлялось желание пофантазировать в этом ключе), не знало страстей. Его боялись за молчание, а молчать Котов умел. Молчало и его прошлое, скрытое за семью печатями. В стане врагов он получил два прозвища, с одинаковой регулярностью употребляемые ими — Кот и Кощей. В целом, это характеризовало его лучше, чем любые попытки подкопаться к его биографии: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце — и далее по условию сказки…
Евгения Борисовича и его личную охрану доставили на дачу Каверина, гендиректора чувашского филиала Котовской фирмы, головной офис которой находился не в Новосибирске, а в Москве.
Гендиректор выглядел подавленным. И было это не только в связи с приездом босса. Котов сразу отметил, что Каверин озабочен другими вещами.
Неспешно прогуливаясь по аллее, ведущей от особняка гендиректора к реке, новосибирец внимал рассказу подчиненного. И, несмотря на сбивчивость, фантасмагоричность, рассказ этот заслуживал внимания уже тем, что Каверин сам верил в то, о чем говорил. Хотя, судя по всему, на место событий не выезжал…
Сокольникову и ее телохранителя попытались взять на Горького («Ну, это у нас в Северо-Западном районе!» — пояснил он). Памятуя предупреждение шефа и не желая повторить печальный опыт саламандровских бойцов, чебоксарцы задействовали немалые силы. Хотя для ребят эта предосторожность казалась смешной: девятнадцать до зубов вооруженных парней против одного. Смешнее, чем в китайских и американских боевиках.
Охранник оставил девчонку в машине, а сам попер на рожон. Завязалась перестрелка, телохранителя, прикончили, причем довольно быстро. Уверенные, что задание выполнено, двое направились к джипу. Кроме того, уже стало ясно, что на Горького спешат саламандровцы. Увезти девчонку, в общем, нужно было как можно скорее.
И тут началось такое, чему ни Каверин, ни выжившие очевидцы до сих пор не могли дать вразумительного определения. Шестнадцать бойцов остались на пустыре. Из троих выживших один проходит реабилитацию в психоневрологическом диспансере, двух других еще пытаются образумить с помощью частных психоаналитиков. Поначалу, кое-как преодолев страх, они изъяснялись внятно. Однако чем дальше, тем больше эти двое, что называется, «съезжали с катушек» и тоже метили в пациенты психушки. Гендиректор сам встречался с помешанными: зрелище плачевное. Собственно, Евгений Борисович и сам может убедиться в этом.