Душехранитель
Шрифт:
Тут в дверях раздался грохот, не приличествующий больничному распорядку, и крупный, дородный Рушинский ввалился в палату:
— Это че ж за шум, а драки нету? А, Андрейка! Встретили тебя? Все путем? Ну-ну!
Сын Константина поднялся и пожал руку отцовского компаньона.
— Покажи ему, Витя, — распорядился Серапионов-старший.
— А, ну да! — Рушинский полез во внутренний карман пиджака, толстыми негибкими пальцами выловил две фотографии и протянул Андрею. — От, как облупленные! Оба!
Молодой человек взглянул на снимки.
— Ну и что?
Он хотел вернуть карточки, но Виктор Николаевич втолкнул
— Никого тебе не напоминает?
Андрей присмотрелся:
— Нет, знаете ли.
— Да ты к зеркалу подойди! — прогудел Рушинский.
Сын Константина бросил взгляд на отца, снова на Рушинского, еще раз изучил снимок.
С фотографии спокойно смотрит молодой мужчина — может быть, чуть старше Андрея — приятной наружности, но ничего особенного. Шатен. Видно, что уверен в себе, без «заморочек». Глаза светлые. Точней, не столько светлые, сколько ясные. Вот и все. Если старшие намекают на его сходство с Андреем, то они ошибаются.
На втором снимке — девчонка. Серапионов-младший не стал приглядывался, но, кажется, смазливая.
— Дело тут не в чертах лица, — заговорил Константин и показал Рушинскому на столик. Виктор Николаевич взял стакан и вставил трубочку в рот больному. Напившись, Серапионов-старший продолжил: — Это поправимые детали, к тому же, у вас с ним много общего даже и так. Дело в другом — в том, по чему одного человека легко отличить от другого. Манера двигаться, осанка, взгляд. И вот здесь вы с этим парнем — просто как родные братья.
На лице Андрея отразилось сомнение. Он понял, о чем толкует отец. Неважно, что сам Андрей — яркий брюнет, каким в молодости был и Константин Геннадьевич. Неважно, что глаза у него черные, а не серые, что нос с горбинкой и слегка шире, чем у этого, на фотографии. Дело, вот именно, в другом. В том, что на Руси зовется повадками. И вот тут, конечно, обычной фотокарточкой не обойдешься. Не отражает фотография любовь человека, скажем, к футболу. Или другой пример: то, что в книге будет описано на нескольких страницах, в кинофильме воплотится талантливым актером в течение трех первых же секунд после появления в кадре. А уж отец, прослуживший в органах много лет, был отменным физиономистом и в людях умел разбираться чуть ли не с первого взгляда. И потому сомнения Андрея были недолгими.
— Что потребуется от меня? — спросил он.
— Есть у меня в Академе приятель, хирург-пластик... — объяснил Рушинский. — Я уж отцу твоему со Стасом рассказывал о нем. Поразительный талантище! Безнадежные партии выигрывал: кислота, ожоги всех степеней, врожденные уродства... Умница, словом! Он из мертвого способен куколку сделать... И по гроб жизни мне обязан: я его сына от подрасстрельной статьи как-то отмазал. Дурик пятью годами отделался... Так что решайтесь, молодые люди. Делать так делать.
— Вы предлагаете мне сделать пластическую операцию под этого субъекта, правильно я вас понял? Зачем?
— Очень уж нам нужно как можно скорее у этих шустряков диск один нехороший забрать. Костя, батюшка твой, на днях в Чебоксары ездил, разобраться, что там да почему — дак вот лежит теперь, вишь, в ошейнике… Ох, Костя, и похож ты нынче на Ремарка моего, когда мы ему похожую штуку после операции надевали, чтобы шов не облизывал! Хе-хе! Шучу! Шучу!
— Как насчет голоса телохранителя? — уточнил Андрей.
— Га! Андрюша! Ты голос своей домработницы шибко запоминаешь?!
Но отец уже понял мысль Андрея и молчаливо согласился.
— Я хотел сказать, что двое — красивая женщина и молодой мужчина — долгое время вместе. Отсюда неизбежны более близкие отношения, чем между хозяйкой и телохранителем. И, как следствие, она не перепутает ни с кем его голос, манеру говорить… Это — женское, и с этим надо считаться.
— Будешь больше молчать. Это уже на твое усмотрение, в конце концов, тут я тебе не наставник.
— Андрей, — вмешался Константин Геннадьевич. — Голоса у вас похожи. Я не стал бы по-другому все это городить, уж ты мне поверь. Голоса у вас похожи…
— Хорошо. Но я совершенно не знаю деталей этого дела. Где и когда можно ознакомиться?
— Ну, как раз на это у тебя будет целая неделя после операции! Всё, всё предоставим! — Рушинский был полон оптимизма. — Заодно и отдохнешь от работы… перед новой работой, хе-хе… Как бы только Кощеевы ребята на них раньше не вышли, вот этого опасаюсь!
Тут вмешался Серапионов-старший:
— Есть у меня сведения, что «шестерил» Кощея кто-то хорошо пугнул в Чувашии. Когда мы вернулись на то местечко, где у них с нашим Терминатором состоялся бой, трупаков там было больше, чем на Куликовом поле… Нет, не под силу такое одному калеке сделать. Я уж в мистику не верю, но мысли у меня такие, если честно, грешным делом в голове мелькнули, когда все это увидал… Похоже на то, что им кто-то помогает.
— Ага! — радостно отозвался Рушинский, располагая свое грузное тело на диванчике возле койки больного, и зашипел замогильным голосом: — Мертвые с косами вдоль дорог стоят. И тишина!.. — он смеялся в одиночестве: Серапионовы, отец с сыном, без улыбки смотрели на него, однако толстяка это не смутило. — Стас правильно сказал: это может быть еще одна команда, что охотится за диском. Вот пока они друг друга месили, Сокольникова с секьюрити своим под шумок и смотались. Без этих ваших мистификаций. Нужно сведения пособирать...
— Девица отдельно уехала, — возразил Константин. — Я, пока наши ребята остались разбираться, по трассе поехал, в Нижний. Смотрю: стоит красавица наша. Плачет. Даже не ожидал, что так ловко обернется. Бензин у нее кончился. Я ей бензина плеснул, чтобы нам было на чем до Нижнего добраться. Подсел, разговор начал. Она мне и говорит — пристрели, дескать, дяденька. И, знаете, не врала ведь! Я это в человеке чую. Совершенно от души говорила. То-то я и засомневался теперь, что так легко будет у нее сведения вытянуть… Как этот парень подкрался к нам, да еще и незаметно — ума не приложу. Пустая дорога была… Да-с…