Два года в тундре
Шрифт:
— Мишка тагам (медведь ушел)! — кричит Скляр. «Капитан» из-под ладони оглядел берег и только увидел мелькающий неуклюжий зад медведя. Нерпа тем временем тоже скрылась. «Капитан» почему-то направил байдару к берегу.
— Куда?
В ответ слышалось многоречивое и непонятное объяснение. Лодки вошли в тихую заводь, чукчи вылезли на холм и долго бродили на его вершине, что-то разыскивая между кочками болота. Время приближалось к 6 часам вечера. Скляр н Мария сделали вид, что собираются плыть одни. Они отвязали лодку и начали отталкиваться от берега, состоящего из сплошного торфа.
— Андрэй! — несется сверху.
К лодке прибежали запыхавшиеся чукчи с полными руками грибов, напоминавших простые поганки. С разбега чукчи прыгнули в
Белые гребешки волн по фарватеру стали гуще и выше. Река раздалась вширь на целый километр. «Капитан» с опаской оглядывался на плоскодонку Скляра и, наконец, предложил ему и Марии перебраться в байдару.
— Экальпе тагам (скорее плыви)! — закричал ему Скляр.
В это время вспененный белый гребешок прыгнул в лодку, обдавая лица каскадом брызг. «Капитан» решительно взял курс на ближайший мыс, где флотилия и осталась пережидать непогоду.
Только к полудню следующего дня волнение улеглось и можно было продолжать путь. Прошли устье Имненекуиля. Дул встречный ветер, шел прилив. Плоскодонку сильно раскачивало на волнах. В горле лимана остановились на ночлег на Галечной Кошке. Чукчи обычно избегали разбивать палатку на траве, предпочитая мягкой, но сырой подстилке сухое каменистое ложе.
На другое утро Скляр поднял чукчей на рассвете, рассчитывая собраться к началу отлива, но из-за их медлительности выехать удалось лишь в одиннадцатом часу. С двенадцати уже начался прилив, поэтому не было ничего мудреного, что к шести часам вечера, когда наступил отлив, гребцы выбились из сил и нужно было снова останавливаться на ночлег.
В следующий раз Андреич разбудил всех еще затемно. Лиман встретил неприветливо — гуляли крупные волны. Впрочем, «капитан» сказал, что здесь почти не бывает безветреных дней, и к тому же лиман так мелководен, что самый маленький ветер сразу поднимает большие волны. С вечерним отливом кое-как добрались до стойбища, долго выискивая место, где бы можно было причалить, так как прибой гнал к берегу крупные волны. Пришлось выйти в Нерпичий залив и, обогнув Кошку, на которой стояли яранги, буквально выброситься на песчаную отмель.
Настал конец августа. Ночи заметно удлинились и похолодали.
С приездом Скляра и Марии лагерь ожил. Началось перераспределение грузов. Все, что казалось лишним в предстоящем маршруте, откладывалось в сторону, так как лошадей стало на одну меньше, а вес грузов с приездом Скляра увеличился. Пришлось оставить все то, без чего можно было обойтись на работе.
В сторону были отложены инструменты для астрономических наблюдений, хронометры, приемная радиостанция и обменный фонд, предназначенный для расплаты с чукчами. Все же вьюки попрежнему весили более 80 килограммов каждый.
Оставив рабочих и Марию для укладки и разборки вещей, Васильев и Скляр поехали искать путь через болото. Предполагалось, если удастся его пройти, двигаться вверх по реке Канчалану до тех пор, пока лошади будут обеспечены подножным кормом. С наступлением поздней осени думали выбраться к реке Белой, через южный конец хребта Пекульней. Если бы не удалось обойти болото, надо было вернуться в Ново-Мариинск и просить у АКО кунгас для переправы лошадей и снаряжения на зимовочную базу в Марково.
Дорога Скляра и Васильева оказалась тяжелой. Лошади, не привыкшие к ходьбе по кочковатой тундре, то и дело вязли в трясине. Скляр ехал впереди, стараясь заставить свою лошадь ступать на кочки, а не между ними, но из его попыток ничего не выходило, так как лошадь у него была молодая и горячая. Она шла как-то рывками и поэтому скоро выбилась из сил. Через каждые 50–60 метров приходилось делать передышку. Конь Васильева был стар и более опытен. Первые два-три километра он шел вслед за лошадью Скляра, а потом стал выбирать дорогу самостоятельно. За 8—10 последних дней тундра сильно "изменилась: сочные ягоды морошки и голубицы уже осыпались, и только брусника краснела отдельными островками. На сером фоне тундры прятались
Обойти пожарище по болоту было невозможно, путники решили прорваться в другую его сторону по горам. Кое-как удавалось миновать горящие кочки, но совершенно некуда было спрятаться от окутывавшего со всех сторон едкого дыма. Он лез в горло и немилосердно ел глаза. Лошади теряли способность ориентироваться и начинали крутиться на одном месте. Вперед пошли наугад, ведя лошадей на поводу, и кое-как вышли из пожарища. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, когда разведчики достигли лагеря. Чукчи их встретили весьма недружелюбно. Они что-то громко говорили переводчику, все время показывая пальцами на работников экспедиции, и казалось — вот-вот пустят в ход кулаки.
— Чего они хотят от нас, Гриша? — спросил Скляр.
— Они говорят, что вы тундру подожгли и теперь им негде будет пасти оленей.
— А! Вот оно в чем дело! Гриша, передай им, что тундру не мы подожгли. В этом, вероятно, виноваты их же пастухи, пусть на них и сердятся, а теперь приглашай их ужинать.
Наутро всех разбудил странный вой. Две старухи-чукчанки, страшные, грязные, косматые, с отвислыми грудями, вывалившимися из вырезов керкеза, ползали около палаток, собирая руками и ртом ягоды, в изобилии росшие повсюду, и дико выли однотонными голосами. Это не было похоже ни на плач, ни на песни.
— Что они, спятили, что ли?
— Зачем спятили! Это они поют от радости. Пьяны ведь!
— Да откуда ж они водку взяли?
— Хы… откуда им водку взять? Гриб такой есть, мухомором называется, варят они его, и водка получается, да еще покрепче будет. Я вчера был у них, пробовал, — сознался Гриша.
Из мужчин в этот день в лагерь никто не пришел — все стойбище было вповалку пьяно.
Вьючка лошадей отняла несколько часов, — лошади долго не шли на приманку. Скляру для разведки предоставили огромную лошадь с такими хорошими карими глазами и чистой, гладкой шерстью, что невольно думалось, что свои лучшие годы она провела в кавалерии. Остальных лошадей связали звеньями. Расплатившись с «капитаном» и поручив ему доставить оставленное снаряжение в Ново-Мариинск, отряд тронулся в путь. Василий Гаврилович шел напрямик, не обращая внимания на болото. У него был изумительно размеренный шаг, «топографический», по определению Первака. На работе он не спеша устанавливал свою треногу, спокойно визировал, но как это делал — оставлял в секрете. Здесь каждая кочка была сестрой своей соседки, и ориентироваться среди них было невероятно трудно.