Два зайца, три сосны

Вильмонт Екатерина Николаевна

— Вот и славно. У тебя, я знаю, мобильничек новый завелся, так ты уж будь добр, не злись, ежели придет нужда тебя по нему потревожить, — хитро улыбнулся Струков.

— Ну а это откуда знаешь? — поразился Матвей Аполлонович.

— Работа такая! Но это знаю только я один.

Идиот, подумал о себе Розен, надо было зарегистрировать телефон на Олесю. Или на Янину. Почему-то сообщение о слежке он всерьез не воспринял. Струков бывал иной раз чересчур бдительным.

* * *

Господи, что же это я творю? На днях вернется Миклашевич, конечно же сразу все поймет и тогда такое начнется. Хотя я же пока ему не жена, я свободная женщина. Он не переживет такого удара по самолюбию, предаст меня анафеме, будет кричать, скандалить. От

этих мыслей меня брала тоска и радость от нового романа как-то тускнела. Хотя с другой стороны достаточно было посмотреть в зеркало, чтобы настроение взлетело до небес. Этот роман был мне так к лицу, я сама себя не узнавала. Глаза блестели, щеки горели, губы припухли, но не так как у светских дамочек от силикона или что там еще они закачивают в себя… Я никогда себе не нравилась, а сейчас смотрела на себя с удовольствием, а уже одно это дорогого стоит. Правда, я хорошо себе представляла, как будет развиваться этот роман: угар постепенно начнет спадать, Матвей не всегда будет откликаться на звонки, и сам станет звонить все реже… Потом начнет раздражаться из-за занятости, усталости, уличных пробок… Потом у него начнет барахлить желудочно-кишечный тракт и есть не дома он не сможет, потом Арина увезет его, скажем, на Новый год, куда-нибудь заграницу, по возвращении он объявится далеко не сразу, потом сделает какой-то подарок на годовщину чего-нибудь, чтобы успокоить свою совесть. А потом и вовсе сгинет… Мне было с ним удивительно хорошо и легко, но я почему-то все время видела изнанку этих отношений и это мне мешало, и здорово мешало. Странно, у меня не было иллюзий на его счет. Я точно знала, что есть на свете Арина, которая не мытьем так катаньем поломает наши отношения. Но он все-таки ужасно мне нравился. Я не уверена даже, что влюблена в него… Все свои сомнения, радости и печали я переношу в книгу, уж очень все туго переплелось… Может, это мне мешает?

Со дня на день должен вернуться Миклашевич. Он звонит практически ежедневно, говорит приятные вещи, обволакивает голосом и каждый раз после разговора с ним я решаю, что приму его предложение, перееду в загородный дом и тем самым спасусь от Матвея и уж во всяком случае не позволю развиться предугадываемому мною сценарию. Фигушки! Вы не бросите меня, танцуя под Аринину дудку, Матвей Аполлонович. Я сама вас брошу! А с Миклашевичем я как-нибудь сумею ужиться, если очень захочу!

Позвонил Гошка и восторженным голосом сообщил:

— Мамуль, ты не представляешь, что у нас тут было! Такой кайф! На два дня приезжал дядя Митя со своей мамой! Офигительная старушка! Она научила меня играть в бридж! Они с дедом нашли кучу общих знакомых, а я возил дядю Митю в зоопарк, познакомил его с Марикой… А какая собачка у Амалии Адамовны, умнющая, хоть там и плюнуть не на что!

— Гош, а зачем они приезжали? — осторожно осведомилась я.

— Дядя Митя хотел познакомить свою маму с нами.

— И что?

— Да ничего, познакомились, все друг дружке понравились… И два раза резались в бридж! Круто, да, Мам?

Это становилось неизбежностью.

Зато работа спорилась. У моей Марины голова шла кругом, еще бы, два зайца, оба достаточно хороши, куда бежать, кому жаловаться? Ах, да, пусть пойдет к какой-нибудь мудрой старушке, эксцентричной, с большим прошлым, которая скажет: за двумя гнаться бессмысленно, поэтому надо завести третьего! Правильная мысль, между прочим! Сейчас срочно надо придумать по серьезному изъяну для каждого из ее зайцев, один, к примеру, окажется… бисексуалом, это сейчас модно… Нет, с таким изъяном он в зайцы уже не годится, потому что сразу понятно, что надо отдать предпочтение второму. А второй… Хотя, если так, то зачем третий? Совершенно он нам с Мариной не нужен. Мы просто застанем этого порочного зайца в койке с мужиком и порядок! Охи, ахи, рыдания, а потом… все ясно! Чудный, вполне определенный хэппи-энд! И никаких уже блужданий в трех соснах… Да, но кто из двоих окажется бисексуалом? Продюсер или бизнесмен? Продюсер, конечно, продюсер, ненавижу их! Испортили, гады, мне несколько романов, вообще такая гадская публика… Врут как сволочи, сулят невесть что, пока ты не продала им права, а там вообще забывают о твоем существовании, ни разу даже не предупредили, что сериал будет называться иначе, что его будут показывать по телеку, а после успеха брешут в разных интервью, какая у нас с ними взаимная любовь! Да, бисексуалом окажется именно продюсер, который и сошелся-то с Мариной, как выяснится, потому что увидел в ней весьма перспективную актрису, будущую незаурядную звезду. Но у девушки плохой характер и ее следует приручить таким древнейшим способом…

Ладно, с Мариной все более или менее ясно, а мне что прикажете делать? За Миклашевича я могу поручиться, что он не бисексуал, а вот за Матвея… Впрочем, за Матвея тоже. Пока я не обнаружила у него никаких особенных пороков, кроме жены Арины, но это, как говорится, не порок, а несчастье. Хотя чем она мне мешает? Да ничем пока, кроме факта своего существования. Вот, например, послезавтра у Матвея день рождения. И нам предстоит ранний завтрак в ресторане. Видно, теперь мода такая — завтракать с любовницей не после ночи любви, а так, чтобы ограничить время рамками рабочего дня. Какие могут быть претензии? Хорошо еще, что завтракать мы будем не там, где я завтракала с Миклашевичем. Кстати, моя Марина тоже уже завтракала черт знает в какую рань, хотя для меня это не проблема, а для актрисы подвиг — приехать на свидание к восьми утра… А между прочим, у меня еще нет подарка! Надо прямо сейчас этим заняться. Пойду пешком, у нас тут недалеко множество разных магазинов. Купить надо что-то оригинальное.

Вот сейчас попью кофе и пойду. Я выключила Компьютер, сварила себе кофе, забралась с ногами на диван и включила телевизор. И надо же, сразу попала на передачу, где говорилось о том, что подарить любимому мужчине. Какая-то дама, по виду совершеннейший синий чулок, с идиотским придыханием и злобной стародевичьей улыбкой сказала: Мужчины обожают, когда им дарят футболки! Ну и, разумеется, всякие штучки для машины…

Я тут же выключила телевизор, чтобы эта тетка не отравила мне ею же подкинутую идею. Выпив кофе залпом, я, конечно, обожгла язык, но это чепуха! Зато у меня сразу родилась роскошная идея надписи на футболке! Такого ему точно никто не подарит! Я вспомнила, что в переходе у метро есть лавочка, где делают эти надписи. И припустилась к метро. Только бы было открыто! К счастью, в закутке сидела пожилая женщина.

— Здравствуйте! — с широкой улыбкой обратилась я к ней. — Скажите, на футболке можно сделать любую надпись?

— Конечно.

— Вот здорово! А сколько времени это займет?

— Если прямо сейчас заказать, завтра к вечеру будет готово. А если стандарт, то через полчаса можно…

— Нет, мне стандарт не нужен! Но я должна подарить эту футболку послезавтра в восемь утра…

Женщина смерила меня ласково-насмешливым взглядом.

— Футболка мужская? Размер какой? И цвет?

— Черная, размер пятьдесят два — пятьдесят четыре, у него плечи широкие…

— Сейчас погляжу, есть ли черная этого размера. Ага, есть. Что писать будем? Вот бумажка, напишите печатными буквами, чтоб потом путаницы не было.

И я вывела ее фломастером: Аполлоныч Бельведерский.

Женщина прочитала, усмехнулась, подняла на меня глаза.

— Затейливая дамочка! Ладно, с вас триста рублей. Завтра после обеда.

Я была в полном восторге! Завтра я еще забегу в универмаг напротив и упакую футболку в шикарную подарочную коробку с бантом. Уверена, он пропрется!

Чрезвычайно довольная, я не спеша, направилась домой. Огонек на автоответчике мигал. «Олеся, немедленно позвони мне! Почему ты не отвечаешь по мобильному? Это срочно!»

Я схватила мобильник, действительно, два пропущенных звонка, видно, на улице я его не услышала.

— Мама, что случилось?

— Олеся, не сочти меня за сумасшедшую, но я сегодня на Спиридоновке встретила Юльку!

Если бы она не сказала про Спиридоновку, я бы могла подумать, что ей померещилось…

— Мама, не может быть! — бодренько-фальшивым тоном воскликнула я.