Дважды украденная смерть
Шрифт:
За приятной беседой на темы как конкретные, так и отвлеченные и родилась идея создания шабашного десанта. Фадеич брал на себя миссию подбора соответствующих кадров. («У меня есть на примете мужички подходящие. Все могут. Один так вообще всегда в буграх ходит»).
...И вот этот-то самый, который «всегда в буграх» приближался сейчас к страдающему Бельтикову. В одной руке он нес небольшой чемоданчик, довольно потрепанный, видавший виды, и полотняную сумку, в которой угадывалось нечто, внушающее надежду.
При виде Бельтикова улыбка у Алика несколько деформировалась, и стала понятна причина такой криворотости: верхних передних зубов не было. Причину этой щербатости Бельтиков узнал несколько позже, а пока что, вяло пожав протянутую руку, покосился на сумку.
— Привет труженикам пера! Точность — вежливость королей. Головка бобо? Сейчас полечимся.
И Алик торжественно извлек из сумки банку с пивом.
— Ну благодетель! Вот это, я понимаю, благотворительность! — заговорил Бельтиков языком Карлсона, который живет на крыше. — Вот уважил, так уважил!
И оба стали по очереди припадать губами к банке, нимало не смущаясь тем, что кто-то их может увидеть.
— Сейчас подлечимся и двинем на вокзал. Наши архаровцы уже ждут наверно. Договорились ехать, значит, будем ехать, — рассуждал Алик вслух.
И Бельтикову уже не казалось решение, принятое вчера на совещании-попойке членами бригады, мягко говоря, несостоятельным. Все будет о’кей. Вчера, во всяком случае, так казалось. Временное утреннее сомнение можно отнести за счет состояния. Поправилось состояние, поправилось настроение. Так что, вперед, с песней!
* * *
Фатеев, вынужденный оторваться от важного дела — писания бумаги (а в ней и надо-то было всего несколько фраз) — недовольно уставился на посетителя.
— В чем дело, гражданин?
Гражданин, прилично одетый мужчина лет под сорок, развел руками, изображая недоумение.
— Обокрали.
— Как то есть, обокрали?
— Обыкновенно. Увели саквояж.
Краснов смотрел на мужчину, словно на привидение, хотя спортивного вида безрукавка с карманчиками и светло-серые хорошо отутюженные брюки говорили за то, что это нормальный, вполне современный человек, к потустороннему миру отношения не имеющий. Как же так, ведь Краснов только что докладывал, что все в полном порядке! Ни шума, ни гама, ни криков «Держи вора!» Наливаясь краской, Краснов спросил посетителя:
— А вы куда смотрели?
Тот смущенно пожал плечами.
— Видите ли, мы с сынишкой поехали в Карабаш к моей сестре на день рождения племянника. Билеты купили, до автобуса еще двадцать минут, я пошел посмотреть не привезли ли свежие газеты. Сыну сказал, чтобы посматривал, вернулся буквально через пять минут, спрашиваю сына где саквояж, а он только глазами хлопает.
— Ясно... Ясненько. А что было в саквояже?
— Ну что, свои вещички кое-какие, пару дней все же собирались задержаться, у меня отгулы по работе... И подарки, понятно. Фотоаппарат мальчишке я вез, мой парень авторучку трехцветную приготовил... Электробритву я с собой всегда вожу свою, чужими не бреюсь. Так, по мелочи еще, платки, носки. Личного пользования так сказать, вещи...
— В общей сложности на какую сумму наберется? Можете прикинуть?
Гражданин подсчитывал в уме минуты три. Оба милиционера молчали. Посетитель наконец решился.
— Думаю, рублей на сорок.
Фатеев удовлетворенно крякнул.
— Ну, вот видите, гражданин хороший, мы ваше заявление-то и принимать не можем. Даже до полусотни не дотягивает ваша пропажа. А искать где? Вор, может, уже со скоростью восемьдесят километров в час в совершенно противоположную сторону мчится.
— Так что же, выходит, воруй себе на здоровье и никому до этого и дела нет?
— Дело-то, положим, есть. Но сами посудите, сколько будет стоить этот поиск? Намного дороже, чем ваше барахлишко. А нет бы вам самим поаккуратнее быть. Оставляете вещи, уходите, а милиция виновата. Перепишите ваши вещички, список оставьте. Где что обнаружится — дадим знать.
Гражданин вздохнул. Невесело усмехнулся:
— Один шанс из миллиона. Так сказать, спасение утопающих — дело рук самих утопающих...
— Осторожней надо быть в другой раз.
Высокий молодой парень в зеленой штормовке, показавшийся в дверях, спросил разрешения, прежде чем войти, и, получив положительный кивок головы старшего по званию, втиснулся в помещение.
— Рюкзак...
— Что «рюкзак»? Стащили?
Эти слова Фатеева парень воспринял как подсказку. Словно студент на экзамене.
— Да-да, — заторопился он. — Именно стащили. Увидел знакомую, поговорил с ней пять минут, вернулся — рюкзака нет.
— Куда ехали? И что в рюкзаке?
— На озере у нас база. Институтская. Ехал туда, разное вез, свое и для ребят. Много чего, полный рюкзак был набит...
— А все же поконкретней?
— Кинокамера была, любительская. Шестнадцать миллиметров. Рыболовные снасти. Будильник. Велосипедные камеры...
— Камеры... — повторил в раздумье Фатеев. Велосипедные, куда еще ни шло, а вот кинокамера...
Он побарабанил пальцами по столу. Проговорил, ни к кому не обращаясь:
— Гастролеры, выходит, какие-то наш вокзал своим вниманием удостоили...
* * *
Витька в сильно потертой кожаной тужурке, которая, надо думать, была старше хозяина, с обширной хозяйственной сумкой на молнии уже поджидал их в условленном месте. По его широкому лицу невозможно было определить, какое у него настроение и состояние: бесстрастное выражение никаких оснований для предположений и догадок не оставляло.
— Фадеича нет? — коротко поинтересовался Алик. — Билеты не брал?
Витька неопределенно пожал плечами, что было ответом на оба вопроса: нет.
По тону вопросов можно было заключить, что Алик уже принял на себя обязанности «бугра». И Бельтиков как должное принял его распоряжение:
— Ты, Артур, — а именно так нарекли родители Бельтикова, в честь, надо думать, Овода, — давай за билетами, а мы будем караулить Фадеича. Старый козел с похмелюги может заблудиться.
Бельтиков не стал выяснять, что может означать «заблудиться». Он только спросил, сколько брать билетов. Алик на секунду задумался, потом вынес решение: