Дважды украденная смерть
Шрифт:
Вернулся Алик быстро, по лицу его было видно, что миссия завершилась удачно во всех отношениях. Укрывшись за кустом, чтобы не видно было из окон конторы, распечатали коньяк. Как выглядит четвертая часть бутылки в граненом, расширяющемся кверху стакане, известно было всем. Однако Алик грязным ногтем наметил на этикетке бороздки и дележ «пузырька» прошел гладко. По очереди (первым это право было предоставлено почему-то Бельтикову) заглотили дорогой коньяк, заели конфетками из коробки гражданина, ехавшего на день рождения, и через несколько минут все повеселели.
Бельтиков даже повторил свою обычную шутку, которую повторял всегда, когда доводилось пить коньяк: «Божественный напиток, но цена безбожная!»
* * *
Костя Длинный был в отчаянье. Не то слово: он чувствовал себя осужденным, приговоренным к высшей мере. Убить за потерю могут, не раздумывая. Попробуй докажи, что тебя обворовали, а не загнал ты сам «соломку», «машинки», «колеса» и все прочее.
Сам Костя «на иглу не садился», «травку» курить пробовал, но Таня так решительно этому воспротивилась («если узнаю, что ты продолжаешь с этими хороводиться, ко мне не ходи и не звони»). Она так выделила слово «этими», что сомневаться не приходилось: «тянуть резинку» не станет. Девушка красивая, замену найдет, а ему, Косте, что делать? На иглу садиться вместе с Коляней и его компанией? Нет уж... Больно все это страшно. Отсутствующий взгляд, который становится стеклянным, как у мертвеца. Пустая квартира, мерзость запустения, жрать нечего, а все помыслы на то, как бы уколоться... А эта ломка? Смотреть жутко.
Весной, когда обворовали аптеку, в Коляниной компании начались трения. Кое-кто считал, что Коляня замешан в этом, но виду не показывает. И вот сейчас его намерение уехать из города эту версию как бы подтверждает. Косте в принципе на это все наплевать: оберегать надо лучше народное достояние, тогда и воровать не будут. Ах, черт! Как зло шутит судьба. Ирония эта обернулась сейчас против него самого... Оберегать... Сумку несчастную не уберег... Постой, как же это получилось. Все время на плече была. Ведь ясное же получил предупреждение: не довезешь сумку до места — читай молитвы, какие знаешь... Вот и не спускал ее с плеча. А тут... Женщина коляску с ребенком втискивала в автобус. Даже и не просила ведь, а так только с мольбой взглянула. Дверь створчатая, проход трубчатой дугой разделен для удобства пассажиров, чтобы держаться им было за что. Кому-то удобство, а кому-то хоть плачь. Костя и бросился на помощь. А сумку инстинктивно бросил на скамейку, на секунду забыв, что в ней. И этой секунды хватило, чтобы она исчезла. Может, следили уже за ним? А чем докажут, что это моя сумка? Своих-то вещей и затолкнул в нее Костя лишь детектив сименоновский на дорогу. Да нет, не следил за ним, конечно, никто. Просто стоял рядом какой-то подонок, все видел и польстился на красивую сумку, даже не предполагая что в ней за содержимое, наверняка посчитав, что в такой шикарной оболочке и начинка шикарная... Чего теперь гадать. Надо думать, как выходить из положения. Выхода же пока не виделось никакого. В Новоуральске его ждут сегодня. Придут встречать. В назначенное время. Приехать без сумки — нечего и думать. Не поверят, чего бы ни придумал. Правде тем более не поверят. Спрятаться, скрыться, уехать куда-нибудь? Надо позвонить Тане, предупредить. А мать? Сказать, что поехал в командировку? Будь они прокляты, эти игольщики! Сказать бы твердо: не поеду никуда, нет возможности. «Век не забудем»... Их век-то и помнить нечего. Память только в одном направлении работает: где найти? Где достать? На что купить? А на что купить забота серьезная. Вот если бы даже знал, где купить то, что у него украли, не смог бы все равно. Шансов, как говорится, не хватит...
Да, забыл совсем. Пустяк самый — а как с работой? Не выходить и все, а там по статье? Ну, проклятое положение! Куда ни кинь... Жизнь однако дороже. А сколько можно прятаться? Неделю, месяц, год? А дальше? Менять место жительства? И что Тане сказать? Где жить? За чьи-то грехи... Ну, дурак, дурак. Хоть топись...
И в следующее мгновенье Костя понял, что никакого иного выхода, кроме того, чтобы пойти и признаться во всем Коляне у него нет. «Разборы» будут жестокие, это как пить дать, но чтобы убить...
Такого еще не бывало. То есть, бывать-то, конечно, бывало, читал даже, как мента топором пристукнули. Но то преступники, а их и без наркоманов хватает. Просто среди них и наркоманы есть. Здесь же все-таки свои ребята. Пообещаю со временем вернуть, может, сам что достану...
...Николай Шариков, именуемый в определенных кругах «Коляней», грузноватый мужик лет под сорок, к наркотикам пристрастился давно. Был хорошим закройщиком, имел много денег, семью. Все ушло. Ушли заработки, ушла жена с сыном, отдалились или вовсе отошли насовсем друзья и знакомые из тех, что поприличней. В квартире Коляни образовался некий «клуб по интересам». Были поначалу кое-какие сбережения (о них Коляня распространяться не любил никогда), но слишком дорого стало обходиться увлечение. Источники добывания средств становились все опаснее, публика, посещавшая Коляню, все подозрительней.
Костя Длинный (прозванный так, естественно, за рост) был из тех знакомых, которые сохранились еще из благополучных времен. Познакомились они не по принципу «ты мне — я тебе», ни соседские, ни служебные дела их не связывали. Их в свое время свела общая страсть к собиранию значков. Коллекционеры редко ограничиваются каким-то одним видом собирания. Вместе со значками подкапливаются и монеты, и марки, и открытки — все в хозяйстве коллекционерском пригодиться может. Но Костя и Коляня были преданы значкам, собирали их по географическому принципу, а это принцип не простой: постоянно сидя в одном городе на очень большое разнообразие рассчитывать не приходится. Коляне с его швейными делами разъезжать по городам и весям особой нужды не было. А вот Костя мотался по всему Союзу — был он специалистом по КИП и автоматике, в электронике разбирался, а это по нынешним временам дело нужное. Даже в Иране успел побывать несмотря на свой сравнительно небольшой — за тридцать — возраст. А вот жениться времени не хватило. Жил с мамой, о собственной семье как-то особенно не помышлял, пока не встретился с Таней-аптекаршей. Сама беленькая и во всем белом произвела она на Костю неотразимое впечатление. Ходил он для мамы выкупать лекарство: ему-то услугами аптек рано еще пользоваться. Но зачастил в это заведение. То витаминок купить, то цитрамону — на большее его фантазии не хватало — пока не осмелился пригласить Таню в кино. И она не сразу, но согласилась. А потом пошло-поехало...
Перемены в Коляниной жизни Костя заметил не сразу. Дома они друг у друга почти и не бывали — все их встречи в основном ограничивались меновым клубом. Коляня Костю ценил, расположением его дорожил — еще бы, такие значки всегда из поездок привозит! А Костя, когда была возможность добыть хотя бы два значка, один всегда заначивал для Коляни. Понятно, и тот в долгу не оставался, делился, чем мог. К тряпкам правда, Костя был равнодушен, смокингов не заказывал, предпочитая покупать пиджаки в отделе готового платья. Но у Коляни среди коллекционеров был авторитет, а влияние его распространялось отчасти и на Костю.
Как-то Костя раздобыл особо редкий значок из ЮАР, был вне себя от радости, летел к приятелю, чтобы эту радость разделить, и был немало удивлен, когда ответных восторгов не последовало. «Да, знаешь, дома не все ладно», — объяснил тогда Коляня причину своего кислого состояния. Потом Костя понял, что его приятель-компаньон к их общему увлечению охладел. В причины он вникать не хотел, но Коляня пригласил его однажды к себе.
— Жена с сыном в отпуск уехали, — предупредил он.
— Так я, может, с девушкой приду?
Коляня слегка призадумался, но потом разрешил:
— Валяй.
Таню сборище Коляниных гостей поразило. Ему же, наоборот, они показались интересными: с его технарскими пристрастиями любопытно было послушать о чем говорят люди, близкие, как ему сказали, к литературе, к искусству. Видок у этих жрецов храма искусств был, правда, несколько необычный, но вольность в нарядах, прическах и манерах объяснялась емким и красивым словом «богема».
Возможность Кости бывать в дальних командировках, похоже, вызвала интерес. Но, пожалуй, с еще большей заинтересованностью отнеслись присутствующие к принадлежности Тани к провизорскому делу. Тогда-то и предложили им покурить «травки». Костя храбро согласился, а Таня так активно и даже сердито на это отреагировала, что он, чтобы не уронить мужского достоинства сделал пару затяжек, приобщился, так сказать, и тоже сказал, что ему не нравится.
Потом виделись редко. Что стало с Коляниной коллекцией, Костя не интересовался, но догадывался. Он уже знал, что означают сборища, подобные тому, какое он видел у Коляни. А этот последний, как выяснилось, порывать отношений с Костей не хотел. От него несколько раз приходили какие-то типы, звали заходить, спрашивали, где работает Таня — кому-то, якобы, надо достать редкое лекарство. Визиты эти кончались ничем, Костя никуда идти не хотел.
Таня так категорически выразила свое нежелание иметь какие бы то ни было контакты с «этой» публикой, что Костя понял: о Коляне и его друзьях надо забыть навсегда.