Дважды украденная смерть
Шрифт:
— Бери четыре. Фадеич все равно должен подойти. Тенгиз обещал позже подъехать. Дела какие-то ему тут завершить надо.
В том направлении, куда бригада собралась, автобусов шло много, долго стоять в очереди не пришлось и, когда Бельтиков вернулся к своим компаньонам, Фадеич уже дополнял группу, украсив ее своим присутствием. Ибо невооруженным глазом можно было установить, что он не просто «освежился» где-то, но и готов к любым подвигам. Соответствующее объяснение с бугром, видимо, уже произошло, поскольку Фадеич всем своим видом выражал готовность идти в огонь и воду. К Бельтикову он бросился как к родному брату, которого не видел много лет и начал чуть ли не обниматься. Бельтиков почувствовал густой запах одеколона, но не такой, какой бывает
Конечным маршрутом путешествия было отделение одного из совхозов, питающих город молоком и овощами. Ехать было не так уж и далеко — километров, может быть, шестьдесят. Друзья-журналисты договорились насчет работы, адрес был вполне конкретный, к конкретному человеку, который был согласен принять на лето бригаду наемных рабочих — дел-то всегда хватает, а рабочие руки — где они?
Бельтиков не видел, с какими вещами прибыл Фадеич, и, когда началась посадка на автобус, постарался побыстрее проскользнуть в салон, неся на плече свою походную сумку. Витька последовал за ним и они устроились на задней площадке, не особенно жаждая общаться с остальными членами бригады, поскольку вид Фадеича, его громкий голос уже привлекал недоуменные взгляды окружающих. Алик же считал своим долгом проследить за членом бригады, чтобы с самого начала не иметь потерь в личном составе.
Билетов на посадке не проверяли, и Алик, убедившись, что Фадеич понял, в какой автобус ему надлежит влезть, поднялся к остальным. Бельтиков ждал, когда же этот старый дурень присоединится к ним. Но тот, судя по всему, не торопился. Он размахивал руками, бодро покрикивал и даже, похоже, кому-то помогал с посадкой. Вот он закинул в автобус какой-то рюкзак, потом в руках его мелькнула сумка с эмблемой Аэрофлота... Бельтиков отвернулся, чтобы, не дай бог, его не заподозрили в знакомстве с этим пьяным кретином. «Джентльмена из себя вздумал корчить, алкаш дубоголовый, пень старый, прохиндей чертов». Он облегченно вздохнул, когда автобус наконец тронулся. Однако обрадовался он преждевременно: все еще было впереди. Фадеич никак не хотел сидеть на одном месте. Он ходил по салону, хватаясь за спинки кресел, выкрикивал какие-то нелепости, словом, шарашился. Бельтиков начал было уже побаиваться, что их всех высадят где-нибудь средь чиста поля, но Фадеич, пристроившись на заднем сиденье, неожиданно уснул. Да так и ехал, никому не мешая, до конечной остановки. Выходили последними. И когда Фадеич, глядя на окружающий мир осоловелыми глазами, вдруг сказал, что эти вещи тоже наши, имея в виду рюкзак, аэрофлотовскую сумку и саквояж, все были слегка озадачены. Но Фадеич, схватив свой потрепанный чемоданишко, в котором, как оказалось, были инструменты плотницкие и столярные, ухватил еще и рюкзак. Тоном, не допускающим возражений, велел прихватить Витьке саквояж. Алику ничего не оставалось, как взять оставшуюся сумку. Бельтиков к вещам этим прикасаться не захотел — в душу его закралось подозрение. Все это ему не нравилось.
Автостоянка представляла собой сляпанный из шлакоблоков прямоугольник с неполной одной стороной. Сооружение это отстояло от села — главной усадьбы совхоза — на довольно значительном расстоянии и располагалось на перекрестке дорог. Здесь предстояла пересадка на автобус, идущий до совхозного отделения, в котором предполагалось работать. Часть людей, вышедших здесь, направилась в село, другая часть осталась вместе с «шабашным десантом», но довольно скоро тоже уехала на рейсовой машине, идущей в противоположном от нужного бригаде направлении.
Шабашники остались одни. Теперь-то стало сразу заметно, что вещей для столь маленького коллектива многовато. Да и вид этих сумок мало гармонировал с видом членов бригады. Сиротливо сбившиеся у одной из наружных стен сумка, рюкзак, саквояж вызывали у Бельтикова чувство растерянности, даже страха.
А виновник всех этих треволнений — Фадеич, утомленный ожиданием, безмятежно спал на травке, положив голову на чемоданчик с инструментами. Витька тоже вроде бы подремывал, прислонясь к стене. Алик безучастно устремил скучающий взгляд в пространство. Бельтиков подошел к нему, ощущая во рту сухость от охватившего его волнения:
— Чьи это вещи?
Алик неопределенно дернул плечом. Потом переадресовал вопрос к Витьке.
— Витек, ты что по поводу этих «сидоров» думаешь?
Тот, не меняя позы, равнодушно бросил:
— Фадеича спрашивайте. Я думал это вы столько барахлишка с собой везете. А, выходит, дядино это...
— Он нас что, под срок подвести захотел? Как его теперь спрашивать, без задних ног дрыхнет...
— Да где он так накушался? — вырвалось у Бельтикова.
— Флакушки. Он их большой любитель.
Все понятно: Фадеич из тех, что пьет любое спиртосодержащее вещество, а дуреют от этого по-страшному. Но от этого объяснения не легче: сам того не желая, Бельтиков стал соучастником преступления. И как этого пьяного обормота никто за руку не схватил? Вот тебе и шабашка! Впрочем, то, что не схватили сразу, еще ничего не значит. Будут искать, могут найти. Что теперь делать? Заявить в милицию? Вряд ли такое решение одобрят остальные. Фадеича заметут. А что дальше? Бельтиков мучительно искал выход из положения.
— Что будем делать? — обратился он теперь уже к обоим.
И снова пожимание плечами. Но видно было, что неординарность ситуации смущала и Алика и Витьку.
Подошедший автобус понуждал принимать немедленное решение.
— Может, оставим все здесь, — робко предложил Бельтиков.
— А что толку, — рассудительно выдвинул Алик контрпредложение, — упрут какие-нибудь ханыги. Да и кто первый увидит, тот и заграбастает.
— Ну хоть мы чистыми будем. А так...
— Ладно, пока возьмем, а там разберемся что делать. Витек, подхвати это барахлишко! А ты, Артур, распинай этого козла, а то ведь так тут и останется.
«Это было бы самое лучшее», — подумал Бельтиков, но «козла» поднимать пошел, радуясь, что как и в первый раз, в автобусе, не прикасался к ворованным вещам. Алик и Витька справились одни. А Фадеич, глядя осоловевшими глазами, которые продрал не без труда, никак не мог понять, чего от него хотят. Бельтиков почти силком впихнул его в автобус.
* * *
Следователь Пеночкин, которому поручили расследовать обстоятельства краж на вокзале, отнесся к этому с философским спокойствием: одним нераскрытым делом больше, меньше — какая разница? В том, что дело абсолютно безнадежно, он ничуть не сомневался. Полное отсутствие каких бы то ни было улик; непонятное совершенно ограбление. Подозрительных личностей работниками милиции, дежурившими в тот день на автовокзале, замечено не было. Свидетелей, понятно, никаких. Потерпевшие в абсолютном неведении относительно того, как это все могло произойти. Полежат их заявления в папочке сколько положено, а там и списать можно. Единственное, что может вывести на след — появление похищенных предметов где-нибудь в продаже. Но где? Они и в Ташкенте могут объявиться, и в области в каком-либо городке, и в самом областном центре. Фотоаппарат и кинокамера — вот предметы, которые еще могут быть проданы; во всяком случае попытку продать их выявить есть надежда. Правда, очень и очень слабая. Либо случайность, либо везение. И то и другое, как известно, бывает не часто...
На всякий случай Пеночкин внимательно перечитал длинный список похищенных вещей, не пренебрегая даже самыми мелкими. Так сказать, для очистки совести. Нельзя же просто так отмахнуться от поручения из-за полной его безнадежности. А вдруг?
Подробно, насколько позволяли описания заявителей, написал ориентировку на несколько предметов, показавшихся ему более значительными. Соответствующие службы и люди займутся этим, за то и деньги получают. А ему, Пеночкину, хлопот и без того хватает. И он потянулся к папке, в которой заключались материалы по делу о хищении наркотиков в одной из аптек города.