Две стороны неба
Шрифт:
А потом была небольшая светлая комната. Очень тихая комната. Мягкие кресла, окно во всю стену, а за окном зеленый дым деревьев, желтые полосы дорожек, чистых, как солнечные лучи, и солнечные пятнышки, разбросанные в высокой траве. Цветы в больших вазах, низкий столик и возле него, в кресле - пожилой человек, чем-то похожий на Паркинсона. Человек дружелюбно смотрел на Роберта.
– Познакомимся, - сказал человек и его английская речь прозвучала немного непривычно.
"Кто он - поляк, француз или русский?" Роберт уже знал из бесед на патрульном корабле, что английский давно стал межгосударственным
– Меня зовут Юрий Либетрау.
"Значит, русский или немец. Впрочем, какая разница..."
– Роберт Гриссом.
"Вот он - допрос! Осторожно! Отвечай, только обдумав каждое слово, потому что разговор, конечно, незаметно фиксируется..."
– Гриссом?
– Либетрау чуть подался к нему.
– Сын?
– Сын! Короткое молчание.
"И кресла специально мягкие поставили, - подумал Роберт.
– Чтобы легче было расслабиться и проговориться. Чуть пожестче бы!"
Сиденье под ним сразу стало твердым и он чуть не вскочил. Либетрау улыбнулся.
– Как тебе Земля, Роберт?
"Спокойно! Какой-нибудь преобразователь биотоков..."
Он пожал плечами и процедил сквозь зубы:
– Еще не разглядел.
Он опустил голову, прикинулся, что углубленно изучает узорчатый пол, а на самом деле напряженно ждал, когда этот русский немец кончит ломать комедию и возьмется за дело по-настоящему.
Либетрау задумчиво смотрел на Роберта, слегка постукивая пальцами по столику.
– А в кино видел Землю?
Роберт, подумав, кивнул. Вопрос как будто не скрывал никаких ловушек.
– Похожа?
– Можно ближе к делу?
Либетрау перестал барабанить по столику.
– Можно. Ты чему-нибудь учился?
– А как же! Я умею водить бот, стрелять и пить спиртное прямо из горлышка.
– Та-ак!
– протяжно и грустно сказал Либетрау.
– Ну а читать и писать?
Роберт прищурился и с удовольствием произнес:
– Представьте себе, мы умеем читать и писать. Лично я окончил полный курс школы, по учебникам, разумеется, и с обучающими автоматами, читал Канта, Фрейда, Платона, "Капитал" и прочее.
– Ну и как?
– с оживлением спросил Либетрау.
– Что "как"?
– "Капитал". Одолел до конца?
– Н-нет...
– немного смущенно признался Роберт.
– Но знаю, что экспроприаторов надо экспроприировать!
Либетрау неожиданно звонко захохотал, откинувшись назад и хлопая себя по коленям.
– Мо...лодчина!
– едва выговорил он сквозь смех.
– А экспроприаторы - это вы!
– Это как посмотреть, - сказал Либетрау уже серьезно.
– С чьей точки зрения. Ну вот что, Роберт Гриссом. Очень хорошо, что ты самостоятельно прошел полный курс школы и читал Платона и "Капитал". Но тебе не кажется, что знания твои несколько устарели? Лет так на тридцать?
Роберт промолчал.
– Сколько тебе сейчас?
– Шестнадцать.
Либетрау опять задумчиво забарабанил по столику и вдруг задал совсем уж непонятный вопрос:
– А что тебе больше нравится: физика, биология, история?
Роберт насторожился. Ему было непонятно, куда клонит Либетрау.
– Мне все равно.
– Хорошо!
– Либетрау решительно встал, пригладил седеющие волосы и подошел к окну.
– Коротко о нашей системе образования. Десять лет изучаются общеобразовательные дисциплины. В одиннадцатом классе тоже знакомятся с новейшими данными в разных областях науки, но главное там - специализация. Записываешься в класс химии, или класс математики, или класс географии что больше по душе. А через год, получив соответствующую подготовку, поступаешь в высшее учебное заведение. Поясняю: выбрал историю - значит, в одиннадцатом изучаешь в основном ее, а также сопутствующие дисциплины: этнографию, источниковедение, археологию и так далее. Понятно?
– Не совсем, - удивленно ответил Роберт.
– При чем здесь школа?
Либетрау подошел к нему, наклонился над креслом.
– Я не зря привел в пример историю. Она дает наиболее полное представление о развитии человеческого общества, согласен? Мне кажется, такие сведения тебе не помешают, а потому жить ты будешь в школе-интернате, вместе с ребятами, которые осенью пойдут в класс истории. Тебе полезно будет с ними пообщаться. Учиться будешь по отдельной программе, а потом сможешь сам выбрать предмет, который тебя заинтересует.
Либетрау похлопал Роберта по плечу и опять сел за столик. Роберт растерянно смотрел на него.
– Это... приказ?
– Почему? Высшее образование обязательно для всех. Неучам у нас делать нечего.
– А заводы?
– Что "заводы"?
– У станка-то можно и без высшего!
– Роберт, дорогой!
– тихо, но внятно сказал Либетрау.
– У нас давным-давно никто не стоит у станков. У нас заводы-автоматы. Ничего, поживешь здесь неделю, узнаешь кое-что о нашей жизни, а потом на Волгу, в сосновые леса, учиться. Договорились? Тогда у меня все.
– Как - все?..
– А тебе что-то непонятно? Тогда спрашивай.
– Все понятно!
– поспешно сказал Роберт.
– Никто, конечно, не хочет, чтобы его считали предателем, - задумчиво произнес Либетрау.
– Только настоящее-то предательство как раз в том, что вы здесь, а они еще там.
– Либетрау показал на потолок.
– От того, насколько быстро ты это поймешь, зависит их судьба.
А потом пролетели дни, до отказа наполненные знакомством с Землей, с ее порядками, наукой, техникой, культурой, пока еще на киноэкране, и наступил, наконец, тот момент, когда Роберт вместе с Либетрау прошел по песчаным дорожкам парка к зеленой лужайке, где ждал его оранжевый и круглый как апельсин летательный аппарат.
– Счастливого пути!
– сказал Либетрау.
– Там тебя встретят.
Он захлопнул прозрачную дверцу и отошел. Под ногами Роберта тихо загудело и лужайка, тополя и Либетрау с поднятой рукой начали быстро проваливаться и уменьшаться.
...Интернат Сосновый Бор оказался целым городком, спрятанным в лесу. Под высокими соснами стояли двухэтажные белые коттеджи, учебные корпуса, домики наставников в окружении плавательных бассейнов и спортивных площадок. Здесь жили и учились ребята, чьи родители работали вне Земли, в разных уголках еще не обжитой до конца Солнечной системы. Встретили Роберта просто и доброжелательно, как обычного новичка, и никто не смотрел на него с любопытством и опаской, как на злое инопланетное чудо-юдо.