Две стороны одной медали

Траньков Максим

Примерно лет в 10 я поехал на свои первые соревнования. Я точно помню, это был город Березники, примерно в 200 километрах от Перми. Естественно, я очень хотел поехать на поезде с ребятами и уговаривал родителей. «Может быть, это мой единственный шанс в жизни, когда я смогу съездить на соревнования!» – говорил я им, когда они предлагали вместе доехать на машине. В итоге уговорил, хотя папа просил прислушаться к здравому смыслу и поехать с ними: по железной дороге надо было ехать всю ночь, на 100 километров дальше, чем на автомобиле, но я бы непреклонен. Мне купили плацкартный билет, как и всем другим ребятам.

Я помню, как первый раз зашел в поезд. Для меня все было ново и незабываемо: плацкарт, запах угля, которым топили, жар

титана, пыльные матрасы, белье, которое нам выдали, куча людей с едой в узелках. Тогда все это было дико круто! В какой-то момент мне захотелось в туалет. Я стал спрашивать ребят, куда идти, – я был единственным, кто еще ни разу никуда не выезжал, и для меня они были опытными товарищами. «Чувак, тебе придется терпеть до Березников», – решили они надо мной подшутить. Конечно, я им не верил до конца, но в то же время задумался, а вдруг правда, так что я сидел и терпел. Видимо, в какой-то момент мои глаза стали совсем печальными, так что кто-то из ребят сжалился надо мной и показал, где туалет.

Мы приехали в Березники утром, там меня уже ждали родители, и мы отправились в гостиницу. Это было еще одно потрясение. Я, как взрослый, живу в гостинице! Целый день! Все было впервые в моей жизни, и все производило неизгладимое впечатление.

Березники – это довольно большой город, центр химической промышленности, вот только крытого катка там не было. До сих пор это единственный раз в моей жизни, когда я принимал участие в соревнованиях на открытом льду. Была расчищена площадка на каком-то стадионе, залит лед, вместо бортиков – сугробы. Помню, была уральская зима, то есть стоял приличный минус. Под костюмами – куча кальсон. Хорошо еще, был солнечный день, без метелей и снегопада, так что мы просто откатались в свое удовольствие.

Я до сих пор горжусь этим фактом своей биографии! Круто себя причислять к тому поколению, которое еще успело покататься на соревнованиях на открытом льду.

ОДНАЖДЫ ОДИН ИЗ МАЛЬЧИШЕК В ГРУППЕ НАСТУПИЛ МНЕ КОНЬКОМ НА ПАЛЕЦ, ЗУБЦОМ. ОН СТОЯЛ И БУКВАЛЬНО ОТРЕЗАЛ МНЕ ПАЛЕЦ, СПРАШИВАЯ: «А ТЫ ЧЕГО ОРЕШЬ?»

Неприятности, правда, не заставили себя долго ждать. Одна из тренеров – Корчагина Александра Ильинична ушла в декрет, ее группу подхватила супруга Валерия Тюкова – Валентина Федоровна, и меня перевели к сверстникам. Они уже прыгали двойные прыжки, занимали хорошие места на городских соревнованиях, а я был отстающим – хуже всех. Старшие ребята просто считали меня ребенком, маленьким мальчиком – ну катается там какой-то клоп под ногами и пусть катается, главное, чтобы не мешался. Это были взрослые по спортивным меркам люди, и маленьких детей они не обижали. Тут же я попал к своим сверстникам, в состоявшийся коллектив, при этом по их меркам я был ничего не умеющий делать чмошник. И реакция была вполне ожидаемая – меня начали травить. Мои вещи регулярно смывали в унитаз, и я оставался в одном тренировочном костюме, когда на улице был мороз –30. Конечно, бывало, что и пинали в раздевалке. Девочки оставались в стороне, я всегда ладил с ними, но и вмешиваться, и рассказывать, что происходит, они не собирались. Начались серьезные проблемы. Я не жаловался – такое тоже не прощалось, это означало стать «крысой». Понятно, что родителям сказал один раз, но отец отрезал: «Ты – пацан, разбирайся сам, дай в глаз». Я попытался дать в глаз, но их было намного больше, а драться я не то чтобы умел.

Для меня, ребенка, это были тяжелые времена. И продолжались они довольно долго – года 2. Однажды один из мальчишек в группе наступил мне коньком на палец, зубцом. Он стоял и буквально отрезал мне палец, спрашивая: «А ты чего орешь?» Дети не всегда контролируют себя и понимают, что делают.

Я продолжал молчать и ничего никому не рассказывал, но что-то всплывало само собой. Однажды в очередной раз мою одежду смыли в унитаз. Я сидел в раздевалке, было обидно до слез. Тренер была очень строгой и опозданий не спускала. Она зашла в раздевалку

и начала меня допрашивать, почему я сижу тут, вместо того чтобы выйти, и увидела мою одежду в унитазе. Достала ее, прополоскала, повесила сушиться, а когда ребята вернулись в раздевалку, наорала на них, обо всем догадавшись. Я все-таки стал стукачом, хотя и ничего не говорил, и стало только хуже.

Закончились издевательства только тогда, когда меня поставили в пару. Все парни катались только с этой целью. Пара – это элита, у нас в городе почти не было сильных одиночников. У нас воспитывали именно парников. В парное катание попал – значит, поедешь на Гран-при, поедешь за границу. Это было нечто невероятное – огромное везение! Я стал кататься с Алесей – дочкой тренера Александры Корчагиной. Выбрали меня только за рост: в свои 11 лет я был самым высоким. Я начал заниматься в паре раньше, чем это происходит обычно.

Я перешел уже совсем в другую категорию – мы тренировались вдвоем, и это был шанс идти дальше. Алеся стала моей первой партнершей, мы прокатались с ней три года.

Глава 5

В возрасте 11 лет с девчонками как-то не очень еще принято дружить и проводить хоть как-то с ними время, а тут мне, мальчишке, надо было кататься с девочкой, держать ее за руку. С одной стороны, я понимал, что именно к этому вроде бы и шел, с другой – это было прямо «фу».

Когда мне объявили, что я буду кататься с Корчагиной, я сразу ответил, что не буду. «Взялись за руку и поехали», – ответил тренер. И мы поехали. На следующий день в пару поставили еще одного мальчика, которому взяли девочку из другой группы – мы стали первым столь молодым проектом. Обычно все-таки в пару ставят лет в 15, нам было по 11, партнершам – и того меньше, по 10. Мы перешли на другой лед, стали кататься со взрослыми ребятами, и я перестал пересекаться с теми, кто меня обижал, – это был плюс. В какой-то момент появилась и гордость за то, что я стал первым в группе, кого перевели во взрослое катание. Тем более что в парное уже приходят кандидатами в мастера спорта, а я даже без первого разряда был.

Правда, были и свои минусы в столь раннем парном катании. Из-за того, что я делал поддержки, у меня неправильно развились мышцы спины. Второму мальчишке тоже не повезло – у него были проблемы с поясницей. У меня же во время занятий в зале дико защемило под лопаткой нерв. Было так больно, что я даже не мог вдохнуть, не то что шевелиться. Еле-еле дошел до дома, лег и старался не дышать. Меня почти парализовало.

Эта проблема беспокоила меня почти всю мою карьеру – мышечный валик под лопаткой выскакивал и защемлял нерв. Потом я научился примерно за три дня выходить из этого состояния – поддержки делать в это время не мог, но знал, как греть, что растирать, чтобы боль быстрее ушла. Но тогда я просто лежал и боялся пошевелиться – помню, как брат сидел со мной всю ночь. У нас были не самые лучшие отношения, но в критические моменты он был всегда рядом. Зачем ходить к родителям и говорить о насущном, если есть он. Мы дрались, конечно, иногда, но какие бы сложные отношения у нас ни были, мы всегда друг другу помогали. Нельзя сказать, что сегодня мы каждый день созваниваемся, ходим пиво вместе попить или еще что-то, но друг для друга сделаем все.

Конечно, мы сильно отличались друг от друга. Разница в возрасте. Я был спортсмен, а он читал книжки и играл на гитаре. Я его постоянно всем раздражал. Плюс это на катке меня сделали козлом отпущения, а во дворе я был в авторитете – уважаемым пацаном, был знаком с крутыми парнями, всячески хулиганил. В моей 93-й школе учился в одном классе и дружил с компанией сына одного из пермских авторитетов. Ребята курили первые сигареты, пили первое пиво, хамили учителям, срывали уроки. Кстати, тогда же у меня появилась первая девочка. Маша. Хотя даже вспоминать смешно – все было так невинно. Ходили, держались за ручку, даже не целовались.