Шрифт:
I
Берега Дона въ Воронежской губерніи и до сихъ поръ мстами очень живописны. Кой-гд и до сихъ поръ встрчаются старые густые лса, поросшіе на значительныхъ крутизнахъ и какъ бы висящіе надъ водою. Однако такихъ дикихъ и красивыхъ мстъ съ каждымъ годомъ становится все меньше и меньше. Лса безпощадно вырубаются, дикая и живописная красота исчезаетъ…
Но въ прежнее время, около ста лтъ тому назадъ, вковые лса стояли нетронутыми и среди нихъ кой-гд возвышались палаты тогдашнихъ русскихъ баръ, жившихъ въ своихъ помстьяхъ широкой и
Въ т далекіе годы чуть ли не самымъ красивымъ помстьемъ въ Воронежской губерніи было село Высокое, принадлежавшее графу Михаилу Петровичу Девіеру. Графъ Михаилъ былъ вторымъ сыномъ генералъ-аншефа и дйствительнаго камергера графа Петра Антоновича и внукомъ Антона Девіера, одного изъ иностранцевъ, пріютившихся въ Россіи въ эпоху преобразованій, женившагося на сестр всесильнаго Меншикова, Анн Даниловн, бывшаго полиціймейстеромъ Петербурга, сосланнаго посл кончины Екатерины I и возвращеннаго въ Петербургъ передъ самой смертью своей, въ 1743 году.
Внуки Антона Девіера успли уже позабыть свое происхожденіе и исторію дда и бабки. Русскіе графы, владтели огромныхъ богатствъ, — они считали себя исконными русскими барами и были во второй половин XVIII вка крупными представителями всхъ темныхъ сторонъ тогдашняго барства. Сынъ Антона Девіера еще чувствовалъ крпкую связь съ той средою, которая выдвинула отца его. Онъ былъ еще созданіемъ Петровскаго Петербурга и тамъ совершалъ свою карьеру, достигая высшихъ почестей. Но сыновья его оторвались отъ Петербурга и молодыми офицерами переселились въ воронежскія и харьковскія помстья,
Тутъ они могли жить, какъ имъ хотлось, ничмъ не стсняясь;- такъ они и жили.
Старшій, графъ Николай, скоро навелъ ужасъ на всхъ близкихъ и дальнихъ сосдей. Онъ организовалъ цлую шайку разбойниковъ и грабилъ чуть-ли не среди бла дня. Всей губерніи была извстна слдующая его продлка:
Была у него сосдка-старушка, барыня богатая да одинокая. Сталъ онъ покупать у нея вотчину, и сторговались они. Прізжаетъ онъ къ ней.
— Ты, говоритъ, матушка, пожалуй ко мн откушать въ такой-то день, мы тогда и бумаги вс напишемъ, и деньги я теб, за вотчину тутъ-же выплачу.
Пріхала старушка; онъ ее встрчаетъ, ласковый такой, куда усадить — не знаетъ. Напоилъ, накормилъ онъ ее, мелкимъ бсомъ передъ нею разсыпается, да и говоритъ:
— Такъ и такъ, молъ сударыня, вотчину-то я у тебя купилъ, а денегъ заплатить у меня теперь нту.
Старушка разсердилась:
— Какъ такъ нту? зачмъ покупалъ, зачмъ звалъ къ себ и заплатить общался?
— Что длать! — отвчаетъ онъ:- пришлось нежданно деньги выплатить — вотъ ихъ и нту. Да ты не тужи, не останешься въ наклад: знаешь, чай, мою посуду серебряную?
А посуда эта всмъ сосдямъ была извстна: блюда такія, что едва поднять можно.:
— Такъ вотъ, — говоритъ графъ: — я всю эту посуду, какъ есть, отдамъ теб за вотчину.
Сосдка подумала, разсудила и даже обрадовалась.
— Ладно! — говоритъ.
Ударили они по рукамъ. Осмотрли потомъ посуду. Приказалъ графъ уложить ее всю къ старушк въ кибитку. Дло было зимою, и она въ кибитк на полозьяхъ пріхала. Уложили посуду, и сосдка, несмотря на вс уговоры хозяина остаться переночевать, стала собираться въ дорогу.
Отпустилъ онъ ее, — похала. Ночь темная да морозная. Только барыня не боялась: кучеръ у нея былъ врный человкъ, дтина ражій и ловкій, дорогу зналъ хорошо.
Пришлось имъ черезъ рку Осколъ перезжать; и только что спустилась кибитка съ берега, какъ накинулись на нее графскіе люди. Имъ было приказано посуду серебряную выбрать, а барыню съ кучеромъ и лошадьми — въ прорубь.
Такъ оно бы все и случилось, да, по счастью, въ ту самую пору прозжалъ сосдъ со своими людьми. Отбили они старушку и добро ея.
Вздумала она жаловаться на Николая Петровича — и только время потеряла: всхъ онъ въ рукахъ держалъ, на всхъ страхъ нагналъ — некому было жаловаться. Онъ продолжалъ свои беззаконія, да еще и грозить сталъ сосдк такъ, что она со страху разболлась и умерла скоро.
Второй братъ, Михаилъ Петровичъ, тоже пользовался очень незавидной репутаціей. Но пока о немъ и о его жизни говорилось какъ-то глухо; его просто инстинктивно боялись сосди и въ то-же время съ радостью собирались къ нему въ Высокое, гд шли пиры за пирами, гд было разливанное море всякаго барскаго веселья.
Высокое, какъ уже сказано, расположилось по нагорному берегу Дона. Село было большое, многолюдное и стояло значительно въ сторон отъ барской усадьбы. Усадьбу-же себ графъ Михаилъ выстроилъ среди густого, почти непроходимаго лса, на красивомъ обрыв, круто нависшемъ надъ широкой, многоводной ркою.
И что это была за усадьба! Не пожаллъ графъ на нее денегъ, смастерилъ себ истинно царскія палаты. Вс строенія были каменныя, массивныя, и если можетъ быть и оставляли кой-чего желать въ архитектурномъ отношеніи, то, по крайней мр, широко удовлетворяли барскимъ потребностямъ. Комнатъ въ дом было безчисленное множество, корридоры, галлереи, лстницы, ходы да переходы. Домъ стоялъ на каменныхъ сводахъ; стны такой толщины, что и пушками не прошибешь ихъ. Службы, конюшни, псарня и прочія по тому времени необходимыя постройки помщались на огромномъ мощеномъ двор, обнесенномъ высокой каменной стною, за которой сразу начиналась гущина лса.
Незнакомому съ мстностью человку даже трудно было добраться до графской усадьбы, а доберется — словно въ сказанное царство какое вступаетъ, въ заколдованный замокъ.
II
Графъ Михаилъ еще въ Петербург, совсмъ почти мальчикомъ, лтъ девятнадцати, женился на богатой невст, Софь Адамовн Олсуфьевой. Бракъ этотъ совершился по желанію родительскому и, повидимому, носилъ въ себ вс задатки для семейнаго счастья. Молодая графиня, принадлежавшая къ родовитому русскому дому, была прекрасно для того времени воспитана, отличалась здоровьемъ и красотою. Въ первые-же два года своего замужества она родила графу двухъ сыновей, и казалась всмъ знавшимъ ее — олицетвореніемъ счастья и семейныхъ добродтелей. Молодой мужъ тоже, по всеобщимъ наблюденіямъ, сильно любилъ ее.