Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Услышав крики Ла Фосса, они будут вынуждены что-то делать, а не просто сидеть и молиться за его душу.
Мальтийский рыцарь отдал Грегуару последний двойной пистоль и объяснил, как найти дом Ирен. Потом он приказал ему взять Клементину и кружным путем добраться до перекрестка южнее дома Ла Фосса. Мальчик не должен был появляться перед церковью, но с перекрестка ему будет все хорошо видно. Если дело закончится плохо, пусть присоединяется к остальным, если хочет, или идет своим путем, оставив себе деньги, которые честно заработал.
– Предупреждаю твой вопрос, – прибавил Тангейзер. – В драке ты не участвуешь.
Затем он пошел вдоль улицы, держа в левой руке спонтон.
У входа в церковь иоаннит остановился – так, чтобы его силуэт виднелся в просвете двери. За ступенькой была арка, дюймов на восемь ниже, обрамленная двумя каменными архитравами. Два человека, выходящие из нее одновременно, задели бы друг друга плечами. А с арбалетами они просто не поместились бы в проходе. Матиас посмотрел на гроб. Перекрестился. Ему не пришлось притворяться – горе и страдания были искренними. Изнутри не доносилось ни звука, но в зловонном воздухе города рыцарь различил новые запахи. Гнилые зубы и кишечные газы. А еще сыр. Опустив голову, госпитальер прочел молитву, чтобы не дать повода для подозрений, спровоцировав атаку. Убийцы никак не проявили себя. Хорошая дисциплина.
С востока донесся глухой раскат грома. Первые капли дождя упали в пыль.
Тангейзер еще раз перекрестился и пошел к дому священника. У порога он прислонил пику к стене и постучал в дверь. Ла Фосс сразу же открыл. Вид у него был такой, словно он пил, чтобы успокоить нервы, но вино сделало его старания скрыть страх еще более жалкими.
– А, брат Матиас. Слава Богу. – Хозяин дома отступил, освобождая проход.
– Слава Иисусу Христу и его Святым Апостолам, – ответил его гость.
Слова заглушили всхлип отца Филиппа – Тангейзер ударил его в солнечное сплетение и швырнул на колени. Дверь в коридор, ведущий к церкви, была распахнута настежь. Матиасу показалось, что он уловил ее движение. Если ему не изменяла память, петли у нее слева, а открывается она в сторону церкви.
Иоаннит схватил Ла Фосса за горло и ударил о стену.
– Сколько головорезов в церкви? – зашипел он на священника. – Не лги, я знаю ответ.
– Четыре, – пробормотал отец Филипп. – Нет, теперь пять.
– Арбалеты, ножи, мечи? Какое еще у них оружие? Вспоминай.
– Арбалеты, ножи, мечи, – повторил Ла Фос. – Больше я ничего не видел.
– Арбалеты у всех пятерых? Вспоминай как следует.
Священник закрыл глаза. Он старался вспомнить все как можно точнее.
– Да, – прохрипел он наконец.
– Доспехи, нагрудники, шлемы?
– У троих шлемы. Нагрудников я не видел, разве что они спрятаны под одеждой.
– Пистолетов нет?
– Нет, я не видел никаких пистолетов.
– А твоя работа – заговорить мне зубы и направить в церковь?
– Да. Простите меня. Господи, прости!
Тангейзер решил, что у него есть несколько минут на разговоры, прежде чем у убийц появятся основания для тревоги. Он сформулировал свои догадки так, словно это были уже известные ему факты.
– Ты устроил, чтобы моя жена остановилась у Симоны д’Обре, – заявил он. – Зачем?
– Кристьен Пикар попросил меня познакомить его с Симоной, по делу. Я представил их друг другу. Он ее очаровал. У меня не было причин подозревать злой умысел.
Малыш Кристьен отрицал, что это он поселил Карлу у Симоны.
– Симона была протестанткой, – напомнил Филиппу Матиас. – Почему он обратился к тебе, католическому священнику?
– Симона раньше была католичкой, но сменила веру. Я крестил ее в детстве. Она перешла в протестантство, когда вышла за Роже или когда он ее околдовал. Роже был известным фанатиком, воинствующим гугенотом.
– Почему Кристьен выбрал именно ее?
– Она была известным музыкантом. Ваша жена тоже – так мне говорил Кристьен. Замысел состоял в том, чтобы украсить королевскую свадьбу музыкальным символом примирения двух…
– Когда Малыш пришел к тебе со своим планом?
– После объявления о свадьбе. В конце апреля или в начале мая.
Больше трех месяцев назад.
– Симона сразу же согласилась?
– После смерти своего мужа, Роже, она выступала за мир.
– Почему Кристьен сам не пришел к Симоне?
– Не знаю. Он спросил, знаком ли я с ней, что было вполне вероятно. Это мой приход, и такие дела – часть моей работы.
– Откуда Кристьен мог знать о Симоне?
– Может, он знал Роже, которого убили в Гастине.
– Кристьен участвовал в подавлении мятежа?
– Участвовало его братство, «Пилигримы святого Иакова».
– Фанатики.
– Сторонники Святого Причастия из церкви Сен-Жак, которую построили мясники недалеко от Ле-Аля. Один хлеб, одно тело. По большей части это лишь предлог устраивать пирушки и занимать лучшие места во время мессы. Но среди них есть и воинственно настроенные – политики, капитаны милиции…
– А ты?
– Нет, нет, я далек от всего этого.
– У тебя другие интересы.
Иоаннит схватил Ла Фосса, оторвал от стены и повернул к портрету кардинала, ласкавшего своего незаконнорожденного сына. Потом он зашептал отцу Филиппу в ухо:
– Кристьен Пикар служит сводником у знати. Какие деликатесы он доставляет тебе?
– Пожалуйста, брат Матиас…
– Ты раскрываешь тайны, доверенные тебе на исповеди, а он платит за это мальчиками. Кристьен продает тебе мальчиков, и ты их покупаешь. Этим он держит тебя на крючке?
– Кардиналы в Риме доказали, что ни в Священном Писании, ни в сочинениях отцов церкви плотское познание мальчика не названо блудом.