Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Четвертый убийца стоял, слегка присев, футах в пятнадцати от двери, спиной к Тангейзеру. За ним взывал к Господу Ла Фосс, прячущий голову между прибитыми к двери руками. Его тело загораживало добрую половину прохода. Узкое пространство затрудняло движения наемника, которому нужно было повернуться вокруг своей оси и выстрелить. Судя по движениям головы и плеч, он пытался разглядеть, что происходит позади священника.
– Мунт! – позвал он. – Черт возьми, где ты там?
Послышался приглушенный крик его скрытого от глаз товарища.
Под возобновившиеся стенания священника иоаннит шагнул в коридор, подняв руку с пикой. Наемник услышал четвертый шаг рыцаря, но узкие стены не позволяли ему повернуться, одновременно целясь из арбалета. Ему нужно было поднять арбалет, переступить ногами, повернуться и только после этого выстрелить. Не успела его стрела описать и половину дуги, как Матиас вонзил фут стали ему под мышку. Повреждения сердца и легких были такими обширными и быстрыми, что из груди наемника вылетел лишь хриплый вздох. Ногой сбросив тело с пики, рыцарь приблизился к священнику, который служил ему живым щитом.
Он толкнул Ла Фосса плечом, и тот взвыл.
– Молись громче, – сказал Тангейзер, все еще сжимавший зубами стрелу.
Отец Филипп зажмурился и принялся читать молитву.
Госпитальер снова вошел в дом, приблизился к двери в главную комнату, прислонил к стене спонтон и поднял арбалет.
– Где ты? – крикнул он. Голос его был искажен зажатой в зубах стрелой и латынью Ла Фосса.
– Выходи! – послышался ответ. – Шмидт мертв! Рикар тоже.
Матиас вошел и поднял арбалет.
Мунт, пятый головорез, стоял под дождем за порогом входной двери.
Увидев Тангейзера, он бросился бежать.
Мальтийский рыцарь подошел к двери и уперся локтем в косяк. Мунт бросил оружие, стеснявшее его движения, но все равно оставался легкой мишенью даже для неопытного стрелка. Стрела попала ему между лопаток и исчезла – Матиас только увидел, как из лужи шагах в пятидесяти дальше по улице взметнулся фонтанчик воды. Мунт выгнул спину и покачнулся на ослабевших ногах. Потом он уперся ладонями в колени и, подняв голову, посмотрел в сторону перекрестка, словно увидел там чудо. Руки его подогнулись, он упал лицом в грязь и больше не шевелился.
Тангейзер поставил арбалет на стремя и вынул изо рта запасную стрелу. Потом он вышел за порог и пригнулся, хотя ничего подозрительного не увидел. На улице ничего не изменилось – добавился только новый труп. Словно материализовавшись из солнечного света, на перекрестке появился Грегуар и побежал к нему сквозь пелену дождя.
Перепрыгнув через Мунта, мальчик захлопал в похожие на лопаты ладоши. Он смеялся на бегу своим странным смехом, поначалу так удивлявшим Матиаса. У его ног вилась лысая собака, покрытая черной коркой из засохшей человеческой крови. Грегуар растопырил пять пальцев. Госпитальер кивнул.
– Кто это? – спросил мальчик, прислушиваясь.
– Ла Фосс благодарит Бога за наше спасение, – усмехнулся Матиас.
Потом вспомнил о гробе. Возбуждение после схватки сменилось отчаянием.
– Приведи Клементину и, если не очень устал, оттащи это тело в церковь, – сказал он, указывая на Мунта.
Первые два трупа Тангейзер оттащил в притвор. Обыскав всех троих, он нашел двенадцать золотых экю и немного серебра. По дублону на каждого.
У мертвеца в коридоре обнаружилось еще четыре экю. Ла Фосс все это время дрожал и бормотал что-то несвязное, словно безумец. Взывая к милости Всевышнего, он сравнивал себя с разбойником на кресте. Госпитальер обыскал его и забрал все три золотых пистоля, которые вручил ему утром.
– Вместе с Иисусом в рай попал разбойник, а не мужеложец, – напомнил он отцу Филиппу.
Затем, прижав его руки к двери, рыцарь выдернул кинжал. Священник со стоном соскользнул на пол. Говорить, чтобы он не двигался с места, не было нужды.
Тангейзер оттащил четвертый труп к трем первым. Появился насквозь промокший Грегуар. Он нашел в кошельке Мунта запасную тетиву с короткими железными стержнями на обоих концах. Привязав один ее конец к ноге Мунта, а второй – к хвосту Клементины, мальчик большую часть работы переложил на кобылу. Он протянул своему хозяину еще четыре экю.
– По крайней мере, мы с прибылью, – сказал Матиас.
– Это тоже ваше, – Грегуар отдал ему пригоршню мелких монет, в основном медных. – Я продал башмаки. Думаю, не продешевил.
Это была лишь малая часть той суммы, которую иоаннит уплатил за обувь для мальчика днем раньше.
– Умеешь торговаться. Молодец, – похвалил он своего слугу.
Тот кивнул.
– И я ценю твою честность, – добавил рыцарь. – Большинство бы соврали и оставили себе деньги.
Его лакей улыбнулся:
– Я больше не вор.
– Возможно, нам еще понадобится твой талант, но ты поступаешь правильно, что не воруешь у товарищей. – Тангейзер кивком указал на улицу. – Собери арбалеты. Прежде чем брать их в руки, вытащи стрелу и нажми на спусковой крючок. Береги пальцы.
Мальтийский рыцарь уложил Мунта рядом с четырьмя его сообщниками. Их кровь заливала притвор, а глаза и рты были устремлены в небеса, словно их всех поразил разгневанный Бог, застигнув за каким-то тайным ритуалом. Матиас подумал, не отрубить ли им головы и не выложить ли их на алтарь для Марселя. Пусть враги думают, что он сошел с ума. Однако всех пятерых Тангейзер убил за пределами алтарной части, не осквернив останки Карлы, и поэтому он решил, что оставит все как есть.
Потом иоаннит посмотрел на гроб, и сердце его сжалось от горя и чувства вины. Он не спешил подходить к нему – тянул время, занявшись насущными делами.
В углу за дверью обнаружилась кожаная торба. В ней лежали веревка, ножные кандалы, окованные железом дубинки, запасные стрелы, половина буханки хлеба и круг сыра. Рыцарь вытащил кандалы и дубинки. Вернулся Грегуар, и они осмотрели арбалеты. Маленькие, очень удобные для ремесла хозяев, требующие крепкой спины и сильных рук. Все пять были отрегулированы и находились в хорошем состоянии. Один был полностью сделан из стали и инкрустирован серебром и слоновой костью. Сила натяжения тетивы у них оказалась в два раза больше, чем у лука Фроже.