Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Он ушел, – ответила хозяйка дома. – А если ты хочешь войти, тебе придется вымыться.
Эстель согласилась. Алис расстегнула на ней пояс, стащила платье через голову девочки и этим же платьем стерла большую часть сажи с ее длинных локонов. Потом свернула платье и выбросила в окно, не обращая внимания на протестующие крики снизу. На голове Эстель пожилая женщина завязала тюрбаном льняное полотенце. Почти вся упавшая с девочки сажа осталась за дверью.
– Тут особое место, так что веди себя прилично, – предупредила Алис юную гостью. – А теперь пожалей спину старухи и поставь на пол вон тот таз с водой. Только смотри не пролей!
Эстель на цыпочках вошла в комнату. Увидев Ампаро на руках у Карлы, она остановилась:
– Это ваш новый ребенок?
– Да, ее зовут Ампаро, – ответила итальянка. – Это девочка. Когда вымоешься, можешь познакомиться с ней. Ты будешь ее первым другом.
– Самым первым?
– Первым в мире.
Эстель сняла большой оловянный таз со стола и опустила на пол. Вода была не очень свежей, но это не имело значения. Девочка с серьезным видом ступила в воду. Алис собралась опуститься на колени, но Карла остановила ее и протянула ей Ампаро:
– Пожалуйста, позвольте мне. Я хорошо себя чувствую.
Старуха не протестовала. Она взяла ребенка, а графиня де Ла Пенотье опустилась на колени и, намылив кусок ткани, вымыла Эстель от шеи до пяток. На коже девочки были синяки и свежие царапины. Уже под конец мытья она вдруг оперлась о плечо Карлы чистыми руками. Приятное ощущение…
– Ты бы нашла более подходящий способ приходить и уходить, чем дымоход, – посоветовала ей женщина.
– Я ненавижу дымоход, но у двери сидел сержант, а окно слишком высоко, – объяснила Эстель. – Он съел весь суп и заснул. Его я тоже ненавижу. Всех их ненавижу.
– Здесь тебе некого ненавидеть, – сказала ей итальянка. – Мы все добрые друзья.
– И Гриманд ваш друг?
– Да, Гриманд стал моим другом. Хорошо иметь такого друга.
– Он берет меня летать с драконом.
– Должно быть, это здорово.
– Это самая лучшая вещь на свете. Но могучего шевалье вы любите больше, чем Гриманда, правда?
Карла замерла и посмотрела на девочку. Она вспомнила ревность во взгляде Эстель, вспомнила плескавшуюся в ее глазах боль после изгнания. Теперь ревность исчезла, и ее сменило отчаяние. Сердце графини сжалось. Все сомнения были отброшены: Эстель – дочь Гриманда. Карла была уверена в этом не потому, что уловила в лице девочки сходство с Инфантом Кокейна, – у Эстель были глаза Алис. Яростные и серые, как море. Невероятно печальные. К горлу женщины подступили слезы, и она сглотнула. Ей хотелось посмотреть на старую хозяйку, но она не решилась.
«Могучий шевалье?» – с грустью повторила итальянка про себя слова девочки. Она выжала тряпку и хотела вытереть ею лоб, но вода и ткань были такими грязными, что пришлось воспользоваться тыльной стороной ладони. Мысли путались от наплыва чувств, и Карла решила отвлечься на практические дела.
– Выходи из таза, Эстель, – сказала она. – Для лица мы возьмем чистую воду.
Девочка послушно ступила на пол. Графиня встала, опершись на кровать, после чего наклонилась, чтобы взять таз, но Эстель опередила ее.
– Я сама. – Она понесла таз к окну. – Эй, поберегись!
Девочка вылила воду наружу, и снизу донеслись проклятия. Потом она поставила пустой таз на стол, а Карла налила в него чистой воды из кувшина и оглянулась в поисках новой тряпки.
– Ты говорила о могучем шевалье, – вернулась итальянка к прерванному разговору. – Ты знаешь моего мужа, Матиаса?
– Вы его любите, да? – спросила Эстель, со страхом ожидая ответа.
– Да, конечно, я люблю его больше всех. Я люблю Матиаса. Но откуда ты о нем узнала?
– Малыш Кристьен говорил, что шевалье даст Гриманду много золота, если он отпустит вас домой, и я сказала, что вы здесь. Но он врет, они все врут. Он назвал меня Иудой, но я не Иуда, и поэтому я убежала, чтобы предупредить Гриманда и вас.
– Значит, ты не видела Матиаса? Не видела этого шевалье?
– Нет. Просто они о нем говорили.
– Они? Кто еще?
– Моя мать и Жоко.
– Тот Жоко, которого я видела утром?
Эстель кивнула.
А ведь Гриманд унизил Жоко по наущению Карлы…
– Малыш Кристьен служит в Лувре, при дворе королевы? – уточнила итальянка, догадываясь, о каком Кристьене идет речь.
– Не знаю. Он прислуживает богатеям. Маленькая зеленая жаба.
Карла мяла в руках тряпку. Очень точное описание льстивого придворного! Если Матиас ищет ее, то логично было бы начать именно с Кристьена. Возможно – хоть это и не его метод, – Матиас согласен заплатить ему выкуп. Но тогда он пришел бы сюда сам. Не стал бы ждать помощи от швейцарской гвардии, а пришел бы сам, несмотря на мрачную репутацию Кокейна. Зачем Кристьену Жоко? Графиня вспомнила слова Гриманда, советовавшего ей не доверять своим связям в Лувре: те, кто нанял его для убийства, находились далеко от Дворов.
Женщина больше не чувствовала себя в безопасности. Ей стало страшно. Мысли вновь начали путаться.
– Карла? – окликнула ее хозяйка. – Если не возражаешь, старая женщина вымоет лицо Эстель.
Алис протянула ей дочку. Мать взяла ребенка и крепко обняла его. Ампаро спала. Грудь Карлы наливалась тяжестью. Она увидела, что старуха внимательно смотрит на Эстель, не только глазами, но и сердцем. Девочка отпрянула от нее, но Алис села на кровать и поманила ее к себе:
– Не бойся старой женщины, Эстель. Ты же хочешь, чтобы твое чудесное лицо было чистым и красивым к приходу Гриманда?
– А он вернется? – спросила ее маленькая гостья.
– Гриманд всегда возвращается. Он мой сын.
Эстель улыбнулась. Карла подумала, что впервые видит улыбку на ее лице. Это была улыбка короля Кокейна, немного безумная и такая же большая, как его сердце. Алис вздохнула, вложив в этот вздох всю свою боль, всю украденную у нее радость. Она похлопала себя по коленям, приглашая Эстель сесть. Девочка послушно села – ее чумазое лицо оживилось.
– Я не знала, что у Гриманда есть мать, – сказала она.