Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Грегуар повернул на север к мосту Менял.
Бонне не ждет повозку. В отличие от ополченца-лавочника, которого рыцарь угостил вином.
Тангейзер прислонил арбалет к левому бедру. На мосту по-прежнему дежурили трое охранников. Если бы они не улыбнулись и не помахали руками, госпитальер убил бы их. Но когда повозка проезжала мимо, лавочник и его товарищи махнули ему и заулыбались. Хотя рыцарь все равно им не поверил. Повозка миновала Дворец правосудия, и впереди показались склады. Поворот к реке, потом еще один на запад – и они у цели.
– Остановись, Грегуар. Тут хватит места, чтобы развернуть повозку? – спросил Матиас.
Мальчик оценил ширину перекрестка и кивнул. Его господин соскочил на землю.
– Жди здесь, у стены склада, чтобы мы могли поехать в любом направлении, – велел он.
После этого Тангейзер побежал к реке.
На углу он остановился и посмотрел в сторону Мельничного моста.
Улицу перегораживала телега с мертвецами. По обе стороны от нее несколько человек складывали мешки с мукой параллельно берегу реки. Из-за их спин доносился какой-то шум. Рыцарь решился на два шага по освещенному луной месту, чтобы взглянуть на часовую башню Консьержери.
Без двадцати пяти двенадцать.
Еще есть время добраться до ворот.
Матиас повернул назад, к спрятанной в тени склада повозке.
Сразиться с ополченцами – неважно, сколько их, – прямо здесь, уничтожить всех.
Переехать на ту сторону охраняемого моста.
Но там схватки не будет – только стена, а в ней пещера без выхода и охранники.
В полосе света на перекрестке появился лавочник. Он был в шести футах от наконечника стрелы, когда госпитальер выстрелил из темноты ему в пах. В серебристом свете луны показалась вторая фигура с луком в руках, и Тангейзер положил на землю арбалет и вытащил меч. Лучник вглядывался в темноту: стрела была вставлена в паз, но тетива не натянута.
Матиас воткнул ему меч в левую нижнюю часть живота, но не слишком глубоко, а затем, на обратном движении, вспорол ему живот. Рядом мелькнул желтый свет. Иоаннит выглянул из-за угла и тут же отпрянул. К нему спешили еще четыре человека. Нет, даже пять. Эстель окликнула его, предупреждая. Лезвие алебарды вонзилось в землю. Один из ремесленников оперся на древко, чтобы сохранить равновесие, и Тангейзер взмахом меча перерезал ему горло. Потом, даже не взглянув на поверженного противника, он ринулся на остальных.
Фонарь Тангейзера остался на повозке рядом с факелом, а фонарь милиции уже удалялся в направлении Дворца правосудия. В его тусклом свете виднелись силуэты трех человек. Ближайшим оказался красильщик. Матиас высоко поднял меч, имитируя удар сверху. Две испачканные краской руки повернули древко алебарды горизонтально, чтобы отразить удар – как и предполагалось. Повернувшись всем корпусом, госпитальер опустил клинок, который описал косую дугу и вонзился в левую ногу красильщика на ладонь выше колена. Меч перегубил кость в самом узком месте и на обратном движении отделил отрубленную ногу от бедра.
Рыцарь шагнул в сторону, чтобы красильщик оказался между ним и следующим ополченцем, достаточно молодым и сильным, чтобы оказать сопротивление. Тот на секунду перевел взгляд на отрубленную ногу, и Тангейзер левой рукой ударил алебардой его по туловищу, а правой вонзил меч ему под ребра, пробив селезенку и легкое. Выдергивая меч, он увидел, как третий ополченец попятился и сел на землю.
В полосе света появился Юсти и вставил в лук новую стрелу.
Матиас подскочил к нему, выхватил у юноши лук со стрелой и вложил в его руки меч. Стрела была вставлена слева, и он ухватил тетиву пальцами, после чего прицелился в силуэт, освещенный раскачивающимся фонарем.
– Из подходящего лука ты бы не промахнулся, но мы не можем рисковать, – быстро объяснил иоаннит своему юному помощнику.
С этими словами он натянул тетиву и выстрелил, целясь противнику в поясницу. Потом рыцарь отдал лук Юсти, снова взял меч, вложил его в ножны и кивнул на лучника, который стоял на коленях и смотрел на свои вывалившиеся внутренности:
– Взгляни, не подойдет ли тебе его лук. Этому парню он уже не понадобится. Стрелы тоже.
Тангейзер наклонился, чтобы забрать стрелу, выпущенную поляком. Раненый держался за торчащее из живота древко обеими руками, словно не хотел отдавать ее.
– Этот еще жив, – сказал Юсти.
– Хорошо. Возьми оружие. Посмотри, есть ли у него щиток для руки.
Матиас отбросил руки ополченца и выдернул стрелу.
– Они еще живы. Все шестеро, – Юсти смотрел на поверженных ополченцев, каждый из которых начал оплакивать свои ужасные раны или просто стонал. На ногах устоял только красильщик. Он опирался на алебарду вместо отрубленной ноги и взывал к Богу, не получая ответа.
Иоаннит забрал у них арбалет и две алебарды.
– Паскаль сказала, что на баржах древесный уголь. Это правда? – спросил он, возвращая окровавленную стрелу в колчан Юсти.
Юноша кивнул.
Они вернулись к повозке. Тангейзер положил алебарды рядом с Гримандом и натянул тетиву арбалета. Потом он окинул взглядом свой «корабль дураков». Все спутники смотрели на него. Их смех превратился в далекое воспоминание. При свете фонаря их глаза блестели, наполненные страхом и надеждой. Матиас увидел, что они собой представляют: случайные люди, брошенные на произвол судьбы в океане безумия.
Он посмотрел на Карлу, черпая силу в ее взгляде.
Детей тоже нужно было подбодрить, и рыцарь старался держаться уверенно.
– Мы не можем пересечь реку, – сообщил он сидящим в повозке людям.
Гриманд поджал свои громадные губы. Обожженные мышцы его лица дернулись.
– Вместо этого мы поплывем по ней, – пояснил госпитальер.
– Ты забыл о заграждении? – спросил король воров.
– Мы прорвем его.
– Как?
– Ты умеешь управляться с багром?
– Разве это сложнее, чем вскрыть замок?
– Возможно, замком тоже придется заняться.
– Ты повредился умом.
– Нет, не повредился. Мы пустим перед собой горящую баржу.