Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Теперь я покажу вам всем, почему вы должны слушать отца, – объявил предводитель шайки.
Он ударил Жоко кувалдой по ребрам, в том месте, где они соединялись с позвоночником, и Карла вместе с остальными услышала треск, а затем сдавленный стон.
– А теперь мы посмотрим, как Жоко ест собаку.
Король Кокейна обхватил затылок заклейменного парня своей громадной ладонью, подтащил его, ползущего на четвереньках, к мертвой собаке и ткнул лицом в ее неподвижную тушу.
– Ешь собаку, Жоко, пока в ней не завелись черви. Ешь. Кусай. Жуй. Глотай.
Молодой человек сопротивлялся, но главарь уперся кувалдой ему в поясницу, прижал его к земле, заставил открыть рот и грызть горелую массу розовой и почерневшей плоти. Клоки обгоревшей шкуры забивали ноздри, и Жоко приподнял голову, хватая ртом воздух.
– Жуй, дерьмо. Глотай свое угощение. Ешь, я сказал!
Жоко прожевал и проглотил горелое мясо.
Карла отвернулась. Эстель, повелительница крыс, тоже стояла неподалеку и наблюдала, как один человек унижает другого. Вся в крови и в саже, она напоминала тряпичную куклу, найденную на руинах разграбленного города. Крысиная подружка была единственной девочкой в этой жестокой компании, и итальянка недоумевала, почему они взяли ее с собой. Взгляд Ля Россы ничего не выражал, но сам факт ее присутствия делал происходящее еще более отвратительным. Девочка повернула голову и посмотрела на Карлу. Выражение ее глаз изменилось и стало понятным графине.
В них полыхала ненависть.
Карла поняла, что Эстель ревнует. Девочка видела в ней соперницу в борьбе за любовь Гриманда.
Итальянка в очередной раз почувствовала, как в животе у нее зашевелился ребенок – гибкий, нетерпеливый, любопытный. Она ощущала его интерес к внешней жизни, энергию, жажду приключений – качества, которые сама старалась в него заложить. Прижав ладонь к животу, Карла ощутила спинку и правое плечико ребенка. Ей хотелось успокоить его, внушить, что теперь неподходящее время для любопытства, что нужно еще немного подождать. Мышцы матки напряглись – снова начались схватки, и длились они дольше, чем предыдущие. Графиня чувствовала, как внутри ее тела зреют могучие природные силы, исходящие не от нее, а от земли, времени, божественной любви – силы, которым нет предела, которые не зависят от ее желаний и чувств и которым нет дела до возможностей ее организма.
Затем женщина положила руки на колени и закрыла глаза, хотя голову при этом не опустила. Ей удалось сдержать стон. Она не хотела отвлекать жестокую шайку от унижения Жоко и сосредоточилась на дыхании. Схватки ослабли, но напряжение осталось. Карла поняла, что уже не сможет полностью расслабиться до рождения ребенка – если она вообще до этого доживет. Путешествие началось, точнее, началась последняя часть пути, который она разделила со своим ребенком. По крайней мере, нужно в это верить. Итальянка подумала, что она вращается на колесе судьбы, остро ощущая жизнь и смерть и в то же время словно наблюдая за ними со стороны. Ей предстояло раскрыть не только свое тело, но и душу, ей нужно было подчиниться ребенку. Если он желает появиться на свет в мире демонов, значит, именно в этом мире она его выкормит. Если ей при этом суждено стать преградой для дьявола, она без колебаний встанет у него на пути. В храбрости она не должна уступать своему малышу – иначе им обоим не выжить.
Это действительно звучат отчаянные удары колокола? Или ей кажется?
Карла открыла глаза.
Жоко был полностью сломлен, он едва дышал. Гриманд отпустил его голову, наступил ногой ему на шею и выпрямился. Графине захотелось крикнуть: «Прикончи его! Убей!», и она содрогнулась от отвращения к самой себе. Главарь воров, словно услышав этот невысказанный крик, повернулся и вопросительно посмотрел на женщину: челюсти у него сжались с такой силой, что было слышно, как заскрежетали зубы. Его глаза горели жаждой убийства, и Карла даже засомневалась, не произнесла ли она эти слова вслух. Но нет. Гриманд взмахнул кувалдой, указывая на шайку юных подонков, которые после жестокой расправы над одним из их товарищей, казалось, еще больше восхищались своим предводителем.
– Тот, кто хочет ударить собаку, всегда найдет палку. Таков мир, в котором мы живем, дети мои. А я его повелитель, – объявил бандит.
Затем он убрал ногу, и Жоко отполз на четвереньках в сторону, давясь обгорелой шерстью и кожей собаки и подвывая от боли в сломанных ребрах. Потом юноша встал, часто и неглубоко дыша. Инстинкт человека, пресмыкавшегося всю свою жизнь, заставил его действовать – он побежал по переулку, прижимаясь к домам.
Кто-то из банды бросился было за ним:
– Вернуть его, хозяин?
– Нет. Для меня он мертв. – Гриманд махнул кувалдой в сторону Эстель. – И ты тоже. Ты привела Гоббо и Жоко к нам в банду. А они нас подвели. И ты нас подвела, моя маленькая рыжеволосая роза. Ты не смогла открыть дверь.
Король воров указал на убитых, лежавших на пороге дома и в уличной грязи:
– Смотри, чего это нам стоило. Пусть это будет уроком для всех.
Ля Росса замерла, потрясенная несправедливостью обвинения. Она обвела взглядом остальных, но не нашла поддержки – только ухмылки и настороженные взгляды. Тогда девочка посмотрела на Карлу.
Несмотря на враждебность маленькой парижанки, итальянка сочувствовала ей. Но женщина была настолько потрясена разворачивающимся перед ней спектаклем, а также изменениями, происходившими внутри ее тела, что сил у нее хватало лишь на то, чтобы не упасть со стула.
– Но я была храброй. – Губы Эстель дрожали. – Я рассказала тебе о турке. Он хотел меня убить. Если бы я не рассказала, он бы убил тебя.
Карла вспомнила, что не позволила Алтану убить Эстель – вероятно, это и погубило всех. У нее закружилась голова.
Девочка же в это время указала на графиню:
– Карла с юга подтвердит, что я была храброй.
– Совершенно верно, – заявила итальянка. – Да. Она была очень храброй.
Однако увидев лицо Гриманда, она поняла, что ее слова лишь утвердили приговор Эстель. Только что продемонстрировав своей шайке, что не потерпит от них дерзости, предводитель был обязан показать, что девочка тоже не является исключением.
– Вышвырните ее, – приказал он подчиненным. – Пусть отправляется к своим крысам.
Трое парней попытались схватить Ля Россу, но девочка уже привыкла спасаться бегством. Ускользнув от их рук и ног, она бросилась прочь. Один из воров бросился за ней в погоню и ухватил воротник ее грязного платья. Юная парижанка дернулась, и платье порвалось на спине. Она резко повернулась и, зашипев, ударила преследователя между ног. Парень отпустил ее, пытаясь защититься, и Эстель снова бросилась бежать вдоль улицы. Вскоре она исчезла в темноте, и только ее плач донесся издалека до Карлы.