Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Руки у Саваса были необыкновенно сильными. Его пальцы больно сжимали плечо женщины.
– Уходим, сейчас! – крикнул он ей на ухо.
Не спрашивая, почему изменился план, она стала спускаться по лестнице вслед за ним. На плече бывший янычар нес турецкий лук. В руке у него был короткий тяжелый меч «мессер», который он предпочитал всем остальным, а за поясом – кинжал. Карла почувствовала, как кто-то взял ее за руку. Антуанетта. Итальянка сжала пальцы и потянула девочку за собой.
На середине лестницы они замерли, услышав жуткий вопль, словно исторгнутый возмущенной душой всех живых существ. Сквозь раму с осколками стекла над их головами влетела огненная дуга, словно дыра в окне была входом в еще более мрачный и злобный ад, чем тот, о котором говорили пророки. Это была объятая пламенем собака.
Антуанетта закричала. Карла тоже – впервые за всю ночь.
Она заслонила собой девочку и попятилась. Алтан мечом прямо в полете достал несчастное животное, объятое пламенем от головы до хвоста. Удар пришелся по туловищу собаки и отбросил ее на каменный пол – обезумевшую, дымящуюся и окровавленную, с щелкающими челюстями, выпученными глазами и дергающимися под горящей шкурой мышцами. Скользя по звякающим осколкам стекла, собака потрусила по коридору.
В окно влетела вторая собака, и итальянка отступила еще на шаг.
Она почувствовала запах сосновой смолы, которой было обмазано несчастное животное. От запаха горящей плоти и шерсти к горлу подступила тошнота. Карла чувствовала, как пальцы Антуанетты вцепились ей в юбку, слышала всхлипывания девочки. Когда вторая собака поднялась на ноги, из дальнего конца коридора к ней вернулась первая – она металась, охваченная болью и паникой, полыхая огнем и издавая жалобный вой, слушать который было невыносимо. Столкнувшись, собаки оскалились друг на друга, словно собираясь затеять драку, но затем вместе бросились вверх по лестнице. Алтан Савас ударом ноги отбросил их, не обращая внимания на горящую смолу, которая попала на его сапоги, и раскинул руки, защищая Карлу и Антуанетту.
Горящие собаки бросились в заполненную людьми гостиную. Серб оттеснил Карлу в относительно безопасный угол вестибюля. Она тяжело дышала, ловя ртом пропитанный едким дымом воздух.
Появились еще собаки.
Уже не горящие, но в такой же панике и, вероятно, еще более злые. Их бросали через окна первого этажа с улицы и со двора. Шесть? Восемь? Это были беспородные дворняги, небольшие по размерам, но злобные. Они в панике метались по вестибюлю, натыкаясь друг на друга, и громко лаяли от растерянности и страха. Из гостиной наверху послышались голоса – крики ужаса, мольбы, молитвы. Собаки толкали людей, а люди собак в объятия страха, доходящего до безумия.
Перед этим безумием не устоял даже Савас. Голова его дергалась, глаза блестели – он словно ждал, что новые демоны начнут выпрыгивать прямо из стен.
Карла дала ему пощечину. Впечатление было такое, будто ее рука ударилась о круп лошади, но Алтан заморгал и пришел в себя:
– Спасибо, мадам.
Он встал рядом с дверью, наблюдая, как поддаются петли. Из гостиной наверху снова послышались отчаянные крики. Внезапно – Карла даже вздрогнула от неожиданности – дверь провалилась внутрь и рухнула на пол. Человек, нанесший последний удар кувалдой, потерял равновесие и по инерции шагнул в дом.
– Аллаху акбар!
Алтан Савас ударил его мечом в основание шеи и мог бы отрубить голову, но сдержал свою руку, чтобы направить брызнувшую кровь на второго человека с кувалдой. За секунду серб шесть раз вонзил в него меч и кинжал – в живот, грудь, горло, – а затем отступил, окинув взглядом улицу. В засохшей грязи лежали три пронзенных стрелами тела. Один из нападавших был еще жив: он стонал, прижимая ладони к окровавленному животу. Наверное, Алтан подстрелил их из окон, пока Карла играла. Что-то просвистело мимо, ударилось о стену и покатилось по полу вестибюля, но выстрела женщина не слышала.
Ее защитник воткнул меч в дверной косяк, сунул за пояс кинжал, снял с плеча лук, вставил стрелу и натянул тетиву – движения его были такими же быстрыми и точными, как движения пальцев Карлы, прижимавших струны к ладам инструмента. На той стороне улицы она заметила человека, взмахнувшего пращой. Итальянка отпрянула и прижалась лицом к стене. Снова послышался свист, а потом удар камня. Алтан Савас нырнул в дверной проем, лук в его руках изогнулся, и стрела нашла цель. Бывший янычар спустил тетиву при помощи костяного кольца на большом пальце руки, и Карла, не в силах побороть любопытство, выглянула за дверь.
Пращник стоял на коленях, подняв руки к груди, из которой хлестала кровь, словно вино из вспоротого меха. Стрела дрожала в балке дома в десяти футах за его спиной. Потом он упал лицом вниз и больше не шевелился.
Алтан достал новую стрелу и снова натянул лук, целясь в мишень, которую Карла не видела. В последний момент он резко повернулся, и графиня отпрянула, увидев перед собой широкий наконечник стрелы. Савас поднял лук – так что стрела описала дугу над ее головой, – а затем снова опустил его. Вернее, попытался опустить.
Возможно, именно это движение стоило ему жизни.
Карла услышала сзади звон разбитого стекла, а потом ее оглушил пистолетный выстрел.
Пламя и пороховой дым ударили прямо в лицо ее верному слуге.
Он упал навзничь. Стрела исчезла у нее за спиной. Громадная фигура метнулась мимо Карлы к Савасу и вскочила на него верхом, нож замелькал в воздухе, снова и снова поднимаясь и опускаясь, словно убийца сражался с каким-то бессмертным мифическим существом. Но это было лишним – по тому, как упал Алтан, его госпожа поняла, что он умер мгновенно, лишь только в него попала пуля. Звон у нее в ушах стих. Огромные плечи нападавшего замерли. Он встал и посмотрел на свою жертву:
– Проклятье. Все равно он едва меня не убил.
Такого низкого – несмотря на проступавший в нем шок – голоса Карла не слышала никогда в жизни.
Убийца стоял к ней спиной, не оборачиваясь.
Внезапно графиня поняла: впечатление, что перед ней был гигант, создавали только его голова и плечи. Король воров Гриманд был среднего роста, ниже Матиаса, с нижней частью тела обычных размеров. Но голова и плечи словно принадлежали человеку вдвое крупнее. Казалось, этот человек может опрокинуться в любую секунду. Он выглянул в парадную дверь, по-прежнему не поворачиваясь к Карле, и она увидела его огромную нижнюю челюсть. В ухе у него блестело массивное золотое кольцо – то ли проявление тщеславия, то ли вызов. Две обезумевшие собаки, скользя лапами по густеющей крови и скалясь друг на друга, вились у его ног в отчаянной попытке спрятаться от ужаса женщин, криков детей, звона разбитого стекла и запаха паленой шерсти. Гриманд взмахнул двуствольным пистолетом, из которого еще шел дым, и громко крикнул в темноту ночи: