Двенадцать детей Парижа

Уиллокс Тим

Оглянувшись, госпитальер увидел двух молодых людей – дворян, если судить по их яркой, безвкусной одежде, – которые выскочили из того же переулка, что и голый мужчина. У каждого на шапке был прикреплен белый матерчатый крест. На плечах они несли рапиры с чистыми, без следов крови клинками. Оба были без кирас. Они тяжело дышали и были бледными от страха, но явно приободрились, вынырнув из темноты переулка. Заметив труп, дворяне принялись его обыскивать, причем возмущение их, по мере того как они понимали, что им нечем здесь поживиться, явно росло.

Потом

они заметили Тангейзера. Тот отвернулся от них и пошел прочь.

– Эй! Любезный, мы преследовали этого еретика! – окликнул его один из дворян.

Само по себе обращение «любезный» не было оскорблением, но предполагало более низкое социальное положение того, кому оно адресовано. Госпитальер не отреагировал на окрик, расценивая это как акт милосердия со своей стороны. Но парочка поспешила догнать его. Юсти схватил Грегуара за локоть, и факел в его руке качнулся в сторону головы Стефано. Тангейзер подхватил факел и поднял его повыше. Оглянувшись, он увидел, что свидетелей поблизости нет.

Безрассудная парочка преградила ему путь, по-прежнему держа оружие на плече, словно подчиняясь требованиям моды.

– Это был наш еретик, – произнес тот из них, что был поменьше ростом.

Матиас остановился в пределах досягаемости рапир – они все равно будут бесполезны, если он решит атаковать. Оба молодых незнакомца поморщились, но у них хватило гордости и глупости, чтобы не отступить. Их лица были лицами людей, считавших, что мир должен склониться перед их желаниями – потому что так было всегда. Эти юноши привыкли приказывать, но не умели командовать. Их отцы нанимали дорогих итальянских учителей фехтования, но драться эти двое тоже не умели. Преследование и убийство протестантов казалось им увлекательной забавой.

Правда, в тоне второго дворянина, ростом повыше, уже не было дерзости:

– Мы получили его имя и адрес из королевского списка. Это виконт…

– Еще одно оскорбление, – сказал Тангейзер, – и вам представится возможность спросить виконта, как ему удалось убежать от вас в одной туфле.

– Оскорбление? – Низкорослый вдруг умолк на полуслове и сглотнул. Он смотрел в глаза госпитальера, не понимая, что смотрит в глаза собственной смерти. – Еретик украл кинжал Квентина.

Юноша указал на пустые ножны на поясе своего товарища. Квентин с готовностью повернулся, чтобы продемонстрировать их. Ножны были инкрустированы эмалью, серебром и ляпис-лазурью.

– Он был хитрым и проворным, этот парень. Застал нас врасплох…

– Мы хотим вернуть кинжал.

– Вы не исполнили свой долг. Кинжал – расплата за это, – заявил Матиас.

– Теперь вы его украли, – не сдавался невысокий дворянин.

– Для его возвращения было достаточно хороших манер. Увы, возможность упущена.

– Вы украли и золото.

– Прочь с дороги.

Квентин отскочил в сторону, но инстинкты второго юноши еще спали.

– Кто вы? Англичанин? Поляк? – поинтересовался он.

– Этьен, он мальтийский рыцарь, – объяснил Квентин. – Посмотри на его шрамы…

– Что ж, пусть мы не выполнили

свой долг, но скажите, рыцарь, – вы-то что тут делаете?

– У меня настроение убивать, – усмехнулся иоаннит. – Не задерживайте меня.

– Это очень ценный кинжал, – сказал Квентин. – Подарок моему недавно умершему отцу, правда, я не помню от кого. У него было много кинжалов, на все случаи жизни, но он не был настолько вульгарен, чтобы пользоваться ими. А золото тоже не наше, но оно нам нужно. Отдайте кинжал и кошелек, и мы больше не будем вас задерживать…

– Перестань болтать, Квентин. – Этьен указал на Юсти. – А кто этот парень в черной одежде и с белым от страха лицом? Как тебя зовут, мальчик? Ты можешь прочесть «Аве Мария»?

– Убирайся, приятель, пока цел, – сказал Тангейзер.

Этьен снял рапиру с плеча:

– Я не боюсь какого-то вора.

Госпитальер не сомневался, что юноша лишь изображает из себя храбреца, чтобы получить желаемое, – вероятно, этот прием он отточил в спорах с матерью. Но во время массовой резни опасно разгуливать по улицам при оружии.

Матиас ткнул факелом Этьену в лицо и шагнул влево, одновременно вытаскивая из-за пояса кинжал, ставший предметом спора. Крик Этьена заглушило пламя. Вдохнув, он втянул в себя струйки огня. Горящая смола потекла у него по подбородку, воспламенив кафтан на груди. Молодой человек выронил рапиру и схватился за факел. Тангейзер позволил ему взять факел и ударил кинжалом в шею, повернув внутреннюю сторону лезвия вниз, чтобы на него можно было надавить. Кинжал оказался таким острым, что вошел в тело юноши по самую рукоять. Этьен вскрикнул, захлебываясь кровью. Его ладонь метнулась к кинжалу, пронзившему пищевод. Тангейзер сбил с него шапку и ухватил за волосы, не давая упасть.

– Твой отец разбирался в оружии, – сказал он Квентину.

– Он был знатоком, – в ужасе согласился тот.

Тангейзер надавил на кинжал, и лезвие вспороло горло, разрезав трахею. Струя крови хлынула на грудь Этьена, унося с собой его жизнь и все его мечты о мужественности. Факел упал на землю. Квентин замер, пораженный картиной, которую считал немыслимой, – это был мир, в котором он сам и его титулы ничего не значили, а стоили и того меньше. Он не шевелился и не издал ни звука.

– Отдай свой меч и ремень этому парню, – приказал ему Матиас, указывая на своего лакея. – Быстро.

Юноша отстегнул меч и протянул его Грегуару. Кривая улыбка на его лице должна была означать покорность. Госпитальер шагнул к нему и вонзил кинжал под ключицу, проткнув сердце. Когда колени Квентина подогнулись, Тангейзер взял его за горло и толкнул назад. Потом он вытер кровь с бороздок на лезвии.

– Грегуар, дай мне ножны от кинжала, – потребовал он. – А меч оставь здесь.

– Вы не дали им шансов, – охнул Юсти.

– Я дал им больше шансов, чем они дали бы тебе.

Рискуя еще раз потянуть спину, мальтийский рыцарь нагнулся и сорвал белые матерчатые кресты с шапок убитых. Затем он поднял факел и протянул кресты мальчикам.