Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
На южном конце площади выстроились арбалетчики и аркебузиры. Они расстреливали гугенотов по мере того, как их прогоняли мимо. Восточная сторона двора ощетинилась сталью. Несчастных, рискнувших бежать, пронзала копьями и рубила мечами стража, требовавшая своей доли в резне. Искалеченные и умирающие лежали в зловонной жиже из крови и экскрементов. Звучали слова прощания, кто-то целовал любимых перед вечной разлукой, кто-то молился, опустившись на колени на залитые кровью каменные плиты. Ночь наполнилась ужасом, яростью и смехом. Одни проклинали короля, другие взывали к Богу, но ни тот, ни другой не вмешивались.
На
– Карл-Максимилиан, король Франции. – Арнольд произносил титулы, словно проклятия. – Герцог Орлеанский, дофин Вьеннский, граф Прованса и Форкалькье, Валентинуа и Диуа.
Услышав позади тихий всхлип, Матиас оглянулся. Это был Грегуар. Несмотря на дурное обращение и опасности, которые ему пришлось пережить за этот день, паренек ни разу не пожаловался и не пролил ни слезинки. Теперь же щеки его были мокрыми, а из деформированных ноздрей по деснам стекала слизь. Госпитальер не мог винить своего слугу. Он был еще ребенком, с нежной, неокрепшей душой, и ужас бессмысленной резни потряс его. Тангейзер оттолкнул мальчика от двери в относительную безопасность вестибюля.
– Вытри лицо, парень, – велел он.
Грегуар потер нос и щеки рукавами батистовой рубахи.
– Слезы тут не помогут, – вздохнул его господин. – Жалость и христианские принципы тоже. Люди, которых убивают во дворе, немногим лучше убийц. Они явились сюда, чтобы разжечь войну. И они ее получили.
– Это не война, – возразил Арнольд, – это резня.
– Резня – древнейшее орудие войны. Когда все остальные орудия, изобретенные человеком, превратились в пепел, когда все колеса разбиты, а все книги сожжены и мы снова копошимся в грязи, клинок резни остается острым и его постоянно оттачивают.
– Это тактика отчаяния. Я ее отвергаю.
– Это истина, освященная веками и еще раз подтвержденная здесь, в этой драгоценной шкатулке цивилизации.
Де Торси молча отвернулся.
Тангейзер не знал, зачем вступил с ним в спор. Ведь он сам рекомендовал Рецу нечто подобное. Вины за собой иоаннит не чувствовал, как ни старался, и это заставило его задуматься о состоянии своей души. У него была цель, и сейчас важна была только она. На остальное плевать.
Матиас почувствовал, как Грегуар дергает его за рукав. Следовало отдать должное мальчишке – он взял себя в руки и теперь указывал на голову Орланду. Тангейзер понял, что не ощущает никакого движения у себя за спиной. Заметив скамью у стены, он поспешил туда и положил на нее пасынка. После этого он немного помассировал затекшее плечо. Арнольд снял факел с подставки на стене и осветил больного. Губы и лицо Орланду побагровели. Поначалу казалось, что он не дышит, но потом его грудь стала медленно приподниматься и опускаться, а лицо побледнело.
– Вероятно, он сдавил сердце и легкие весом собственного тела, – предположил госпитальер. – До улицы далеко?
– Если нас не остановят, минута или две, – ответил де Торси.
– Ворота охраняются?
– Швейцарскими гвардейцами Анжу, которые хорошо меня знают – я часто приходил вместе с ним с проверкой.
– Лошадь сможешь добыть?
– Это
Матиас снова взглянул на Орланду – тот выглядел не хуже, чем прежде.
Рыцарь еще раз размял плечо, опять взвалил на себя пасынка и последовал за Арнольдом.
Они двинулись на восток, прочь от внутреннего двора, и погрузились в лабиринт коридоров. На пути им попался еще один труп, потом еще и еще. Проходя мимо статуи в нише стены, Арнольд вздрогнул. Его пальцы сжали рукоятку меча.
– Именем короля, выходите! – крикнул молодой человек.
Тангейзер попятился, схватившись за кинжал.
Из ниши выступила хрупкая фигурка. Освещенное факелом лицо юноши было бледным от страха. При виде госпитальера беглец побледнел еще больше. Если в его груди еще и теплилась искра надежды, то теперь она окончательно угасла. Белокурый Юсти, единственный выживший из своего клана. Юноша был в черном, как все гугеноты, и без оружия. И он явно не сомневался, что пришел его смертный час.
– Его зовут Юсти, и он безвреден. Идем, – поторопил своего проводника Матиас.
– Если мы оставим парня тут, его выследят и убьют, – возразил Арнольд.
– Жаль, – Тангейзер заспешил дальше по коридору. Через секунду его догнал свет факела. Де Торси шел за ним, держа Юсти за руку. Они еще раз повернули, и иоаннит увидел ярко освещенное караульное помещение – до него было шагов тридцать.
– Здесь ты не спасешь парня, – сказал он своему другу.
– А я и не собираюсь, – отозвался Арнольд. – Вы возьмете его с собой и сохраните ему жизнь.
– Я полагаю, это шутка.
Молодой придворный остановился. Матиас тоже замер на месте и повернулся к нему. В глазах де Торси бушевало пламя.
– Парень не захочет со мной идти. Я убил трех его братьев, – объяснил ему госпитальер.
– Я мог бы привести множество причин, по которым вам нужно принять участие в его судьбе, но я слишком хорошо вас знаю, – с жаром заговорил Арнольд. – Вы безжалостный, жестокий человек. Возможно, это не ваша вина. Возможно, я еще хуже, потому что это мой мир – моя драгоценная шкатулка, – а не ваш, и я помогал сделать его таким. Но хотя бы ради любви к Господу мы – вы и я – должны сделать хоть что-то достойное в эту самую постыдную из ночей.
Тангейзер взглянул на Юсти. Парня била дрожь, и рыцарь отвернулся от него.
– Я делаю кое-что достойное, – сказал он. – Забочусь о своей семье.
– Я тоже заботился о вашей семье, – напомнил ему де Торси.
Что ответить на это, Матиас не знал. Глаза Арнольда буквально сверлили его.
– Более того, всего четверть часа назад вы обещали мне вечную дружбу и называли ее «сокровищем», – продолжал он. – Отлично. Вот я и хочу получить свое сокровище. Я взываю к вашей дружбе. Возьмите мальчика с собой и защитите его. Так, как защищали бы меня.
Тангейзер поднял Орланду повыше:
– Он недостаточно силен, чтобы помочь мне нести вот его.
С этими словами Матиас перевел взгляд на Юсти, который молча смотрел в пол, не принимая участия в обсуждении своей судьбы. Госпитальер видел в нем только обузу. Возможно, этот парень захочет ему отомстить, хотя Арнольд в это не верил, да и сам Тангейзер тоже. Сердце юноши не выберет этот путь.
– Юсти, – обратился к нему иоаннит.
Мальчик посмотрел на него, словно на воплощение Аполлона.