Дверь с той стороны
Шрифт:
– Следовало бы сказать – если рухнут.
На этот раз улыбнулся капитан.
– Я говорю – когда рухнут. Что будет?
– Решение придет со временем.
– И вы будете швырять людей из надежды в надежду?
– Иначе, как они будут жить?
– А вы как?
– Я – другое дело. То, что нужно мне, я могу найти и тут.
– Странно – почему же вы тогда так спешили на Землю? Но, кажется, я понимаю. И, откровенно говоря, это мне не нравится.
– Ваши чувства, капитан – это ваше дело. У вас есть два пути. Или поддержать меня – и вывести корабль в район той звезды, о которой я говорил. Или выступить против меня. Но предупреждаю: вы проиграете, потому что я предлагаю надежду, а вам нечего дать взамен.
Наступила пауза. Одна и та же мысль мелькнула у обоих: почему собеседник не предложил обратиться к администратору, не прибегнул к его поддержке? По-видимому, потому, что каждый чувствовал уязвимость своей позиции и предпочитал защищать ее против равных сил противника.
– У меня мало времени, – сказал Нарев. – Я должен вернуться с ответом. Еще лучше будет, если вы сами скажете людям о вашем решении.
– К чему форсировать события?
– Или – или. Пожалуйста, можете размышлять в течение пяти минут. А можете и не делать этого: мне заранее ясен ход ваших мыслей и, если угодно, я расскажу вам, каким он будет.
– Интересно… Попытайтесь.
– Нет ничего легче. В конечном итоге вы согласитесь, хотя, в общем, мне и не верите. Рассуждать вы станете так: конечно, проще было бы отойти в сторону и предоставить этому авантюристу – вы ведь так обо мне думаете – самому подготовить свое падение. Но он – то есть я – человек решительный и до провала способен нанести немало вреда, потому что люди пока будут идти за ним. Таким образом, соглашаясь с ним, я смогу уберечь людей от многого. Правда, я стану почти coyчастником его авантюры, но ведь главное – не то, что обо мне подумают, главное – реальная польза. Вот примерно так вы станете думать, капитан, или, вернее, уже думаете. Я прав?
– Почему вы решили, будто для меня имеет значение, что станет с этими людьми и чего не станет? Разве я не могу махнуть рукой и сказать: они сами хотели этого!
– Не можете. Потому что вы такой, какой вы есть. Будь вы другим человеком – как знать, может быть, и я повел бы дело по-другому.
– Вы так хорошо изучили меня?
– Разве вас нужно изучать? Вы – раскрытая книга. Достаточно было одного вашего поступка… Ваша любовь – или как бы ни называть это – не была секретом ни для кого. И вы отказались от нее, чтобы предотвратить осложнения. Из этого можно сделать только один вывод: вы всегда будете ощущать свою ответственность за корабль и за всех, находящихся на нем. Вы – человек долга, вы – капитан. Поэтому, я могу разговаривать с вами совершенно открыто. Если вы теперь скажете, что я прав в вашей оценке – я буду считать, что мы достигли договоренности.
– Раз вы так хорошо меня знаете, – сказал Устюг после паузы, – то должны понимать, что никакой договоренности мы с вами не достигнем.
После разговора с капитаном у Нарева возникло ощущение, что он натолкнулся на запертую дверь. Дверь надо было отворить. Приходилось подбирать ключи. Логика не помогла – капитан и сам был рационалистом. Следовало попробовать другой ключ – эмоциональный.
Писателя Нарев нашел за делом. Истомин мрачно проглядывал какие-то листки и рвал их, отправляя в открытый приемник утилизатора. Он кивнул Нареву на диван и продолжал заниматься своим делом.
– Что, метр, – сказал Нарев, доброжелательно улыбаясь, – судьба опять трясет нас? Только вы настроились поработать, как приходится складывать чемоданы. И на сей раз это моя вина.
Истомин махнул зажатым в пальцах листком.
– Кому нужна моя работа? – буркнул он.
– Слишком необычны условия. Но это не значит, что искусству тут нет места. Просто оно, быть может, должно принимать какие-то иные формы – в соответствии с условиями. Вы ведь не считаете формы абсолютными?
– Что вы, напротив! – оживился Истомин, которому давно уже не приходилось разговаривать на такие темы. А как жить без подобных разговоров?
– И, конечно, – продолжал Нарев, – людей в искусстве всегда будет прежде всего интересовать то, что непосредственно связано с их судьбой. Возьмем хотя бы наш сегодняшний день. Корабль отремонтирован, можно пуститься в путь. Все мы знаем – куда. Все зависит от экипажа, от капитана. Но капитан… У него своеобразный образ мышления.
Нарев вскочил и стремительно зашагал по каюте.
– Ведь нетрудно, кажется, понять: звезда, о которой я говорил, может представить громадный интерес не только для нас, но и для Земли. Если все будет так, как мы надеемся…
– А если нет? – негромко вставил Истомин.
– Если нет – то, во всяком случае, хуже не будет. Хотя бы потому, что хуже некуда. Так что мы можем только выиграть. Подумайте. Мы побываем вблизи звезды. Если есть планеты – высадимся. Установим контакт. Наладим связь с Землей. Кем будем мы после этого? Уже не кучкой потерпевших бедствие людей, но экспедицией, сделавшей колоссальные открытия! Небывалые! И если удастся возвратиться на Землю, мы вернемся не группой неврастеников, но экипажем героев! – Нарев остановился, засунул руки в карманы и вызывающе посмотрел на Истомина. – Стоит ли дело усилий?
– Да! – сказал Истомин взволнованно.
– Ну а он этого не понимает, – Нарев протянул руки, взял Истомина за плечи. – Дорогой друг, так напишите об этом! Вернее – расскажите: в наших условиях писатель вновь становится рапсодом – это к вопросу о форме. Расскажите, как вы умеете, убедите капитана – и не только мы, вся Земля будет благодарна вам! Подумайте: если эта звезда и ее планеты – из антивещества, то Земле представится единственная возможность установить с ними контакт. Случившаяся с нами беда станет, таким образом, редкой удачей для нашей цивилизации!
– Сюжет хорош, – сказал писатель. – Но он, к сожалению, не мой.
– Дорогой метр, берите его! Я ведь не литератор. Только вы сможете использовать его наилучшим образом. Подумайте: не об этом ли мечтают люди искусства – оказать конкретное и огромное влияние на развитие всего человечества! Ну, решайтесь!
Он все еще держал Истомина за плечи и настойчиво глядел ему в глаза. Истомин помедлил, потом кивнул.
– Вы правы, – сказал он. – И если я еще на что-то гожусь, мы добьемся результата.