Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
Я кивнул.
— Ясно. Значит, если на Луне все будет устроено герметично, сотрясений можно не бояться. Шлюзы нужны, чтобы было меньше жертв.
Я уже начал считать себя потенциальной жертвой.
— И да, и нет. Если несчастье произойдет, шлюзы лишь частично смягчат удар. Но ничего не случится. Это место вполне безопасно. Сначала нам разрешили вести работы в том секторе туннеля, где отсутствует давление. Сейчас каждый участок туннеля временно расширяется. Они образуют единую компактную структуру; герметичность в таком огромном сооружении, как наш туннель, неизбежно нарушится и какая-то утечка все равно будет. Так что полную герметичность на Луне обеспечить трудно.
— А резина чем плоха? — спросил я, хотя находился в таком состоянии, что вряд ли мог разумно обосновать свое предложение. — У меня дома есть обычный автомобиль, я на нем наездил двести тысяч миль и ни разу не прикоснулся к шинам с тех пор, как приобрел их в Детройте.
Ноулз вздохнул.
— Вам не мешало бы возить с собой какого-нибудь инженера. Джек. Летучие вещества, придающие резине мягкость, в вакууме выкипают, и резина теряет свою эластичность. То же самое с гибкими пластиками. При низких температурах они становятся хрупкими, словно яичная скорлупа.
Пока Ноулз говорил, скутер остановился. Навстречу нам из ближайшего шлюза вышли несколько человек. На них были скафандры, точнее — костюмы, поддерживающие давление: они были снабжены шлангами, а не кислородными баллонами и не имели светофильтров. Шлемы были откинуты за спины, головы высовывались из воротов, из-за чего люди выглядели какими-то странными двухголовыми созданиями.
— Эй, Конски! — крикнул Ноулз.
Один из них повернулся к нам. Ростом он был примерно шесть и два десятых фута и с изрядным животом — я прикинул, что на Земле он весил бы не менее трехсот фунтов.
— Ха, опять мистер Ноулз, — весело сказал он. — Только не говорите, что решили повысить мне жалование.
— Ты и сейчас неплохо зарабатываешь, Пузан. Познакомься с Джеком Арнольдом. Джек, перед вами Пузан Конски, лучший проходчик четырех планет.
— Всего четырех? — спросил Конски. Он извлек из кармана свою огромную лапищу и сграбастал мою. Я ответил, что рад знакомству и поспешил освободить руку, пока он ее не покалечил.
— Джек Арнольд хочет посмотреть, как вы делаете перекрытия туннелей, — продолжил Ноулз. — Идем с нами.
Конски заметил, внимательно рассматривая что-то поверх наших голов:
— Между прочим, мистер Ноулз, я только что отработал свою смену.
— Пузан, ты бандит и к тому же начисто забыл законы гостеприимства, — ответил Ноулз. — Хорошо, припишем тебе полторы смены.
Конски повернулся и пошел отпирать шлюз.
Туннель, который открылся перед нами, ничем не отличался от секции, которая осталась позади, только здесь еще не была проложена дорожка для скутера, а свет временно обеспечивался фонарями, развешанными на значительном расстоянии друг от друга.
В нескольких сотнях футов от нас туннель кончался стенкой, в которой была круглая дверь. Пузан заметил, что я смотрю на нее.
— Передвижная перегородка, — пояснил он. — За ней — безвоздушное пространство. Сейчас там идет прокладка туннеля.
— А можно посмотреть?
— Для этого нужно вернуться и взять для тебя спецкостюм.
Я отрицательно мотнул головой. В туннеле я увидел около десятка предметов, формами и размером напоминающих детские воздушные шары. Похоже было, что вес их был равен весу воздуха, поскольку они летали вокруг нас, не поднимаясь и не опускаясь. Конски отпихнул один из них и ответил на мой вопрос прежде, чем я его задал:
— На этом участке сегодня идет герметизация, — сказал он. — Парящие шары ищут места утечки воздуха. Внутри них — клейкий состав. Они присасываются к дырке, лопаются, вязкий состав засасывается внутрь, замерзает и герметически ее закупоривает.
— И так производится текущий ремонт? — поинтересовался я.
— Смеешься, что ли? Это отметка для сварщиков, чтобы они видели, где надо работать.
— Покажи ему скользящий стык, — посоветовал Ноулз.
— Идем.
Мы остановились и Конски указал на кольцо, полностью охватывающее туннель.
— Мы устанавливаем скользящий стык через каждые сто футов. Он состоит из стеклоткани, уложенной между двумя соединительными стальными секциями. Это придает туннелю некоторую упругость.
— Стеклоткань? Разве она непроницаема для воздуха? — спросил я.
— Нет, конечно, но она необходима для прочности. Мы прокладываем десять слоев стеклоткани, пропитывая ее силиконом. Постепенно ткань становится негодной, чем дальше, тем глубже, но лет на пять ее хватит.
Я спросил Конски, как ему нравится работа, надеясь извлечь из его ответа что-нибудь для будущего рассказа. Он пожал плечами.
— Нормально. В порядке. Давление здесь только одна атмосфера. А вот когда я работал под Гудзоном…
— …и зарабатывал в десять раз меньше, чем здесь… — вставил Ноулз.
— Вы меня оскорбили, мистер Ноулз, — заявил Конски. — Разве деньги — главное? Главное — искусство. Возьмем, к примеру, Венеру. Там платят столько же, но на Венере человек должен обладать предельной силой и энергией. Плотность тамошней грязи так низка, что ее приходится замораживать. И все, кто там работает, страдают кессонной болезнью. А из здешних дуболомов половина — шахтеры и опасность кессонной болезни перепугала бы их до смерти.
— Тогда ответь, Пузан, почему же ты улетел с Венеры? Конски молча и величественно посмотрел на нас.
— Приступим к осмотру подвижного щита, джентльмены, — предложил он.
Мы снова прошлись вокруг. Я уже хотел возвращаться. Смотреть особо было не на что; кроме того, чем больше я приглядывался к этому месту, тем меньше оно мне нравилось. Однако в ту минуту, когда Конски открывал дверь в щите, что-то стряслось.
Я вдруг оказался на полу, в кромешной тьме. Кажется, я кричал. Не знаю. В ушах звенело. Я попытался встать, но не смог. Кругом была такая тьма, какой я доселе не видел — абсолютная тьма. Я решил, что ослеп.