Дверь
Шрифт:
– Дурацкий мир. Неправильный. Ненавижу магию, – убежденно сказал Пиксель.
– А у вас что, все совсем по-другому? – с долей затаенного ехидства, спросил учитель.
Мне его тон странным показался. Будто он знает о нас куда больше, чем кажется.
Расстроенный Пиксель подбросил в костер несколько веток.
Поймав испытующий взгляд Тоника, учитель состроил придурковатое лицо и отвернулся.
Сова снова подала голос. Я всегда была уверена, что они ухают как в кино и мультиках. Ничего подобного. Сначала она орала «ууу» заканчивая каждый вой сдавленным хрипом. Потом одумалась и начала квакать как лягушка. Издала
– Это она войско собирает. Охранять нас будут. Теперь можно спасть спокойно, – уверенно сообщил старик.
Я дождалась, когда все заснули и отошла от дерева, звонко хлопнула в ладоши, чтобы свет был и принялась за дело. У меня слишком много вопросов успело накопиться.
– Почему меня не любят?
Картинка – мышь в норе, закрывающая мордочку лапками. Это я, что ли? Вот дела, даже книга норовит обозвать.
Очередной вопрос был готов сорваться с моего языка, но я смолчала. Я даже перед книгой не собираюсь так откровенничать. Ну да, мне нравится Тоник. Давно. Но я уже успела пережить первые и самые острые страдания, которые мне причинял его вид. Это была настоящая пытка – дружить с человеком, ради которого готова на все. Без которого жить не хочется. Но для того, чтобы встречаться хоть изредка, знать о возможности этой встречи, ждать звонка – стоило скрывать свои чувства. Меня даже его бестолковость умиляла. И плевать, что Пиксель им помыкал, давно это было. Сто лет назад. И я никогда не поверю, что Пиксель это делал специально. Он просто любит руководить, но про это я уже говорила.
Спросить или не спрашивать? Задать вопрос, зная неприятный ответ тот еще мазохизм. Тем более что я еще несколько месяцев назад переболела Тоником. Как можно любить человека, который постоянно влюблен в кого-то другого и даже я понимаю, что этот кто-то другой совсем не похож на меня?
Лучше задать более важные вопросы.
– Где сейчас мой исчезнувший одноклассник?
После каждого ответа приходилось закрывать обложку книги. Ответ на мой вопрос мог выглядеть отвратительно, поэтому я не сразу решилась посмотреть.
Картинка выглядела так, словно ее залили черной тушью.
– Он жив?
Мне показали сердце.
– Он в этом мире?
В ответ – пустота чистого листа.
У меня в ответ пульс дернулся и дыхание перехватило. Громко захлопнув книгу, я решила поспрашивать о другом.
– Через дверь кто-то еще проходил?
Я насчитала двенадцать фигурок разного размера и цвета.
– А поточнее нельзя показать?
Так и есть – шесть веселых негров, но до них была одна дряхлая старушка, наверное, тоже давным давно померла. Еще был тощий парень с длинными волосами. Не гот и не рокер. Одет как нахальный эльф. Два ребенка.
Мне жаль их родителей. Даже если они умерли сто лет назад.
– Кто после нас проходил через дверь?
Я снова заволновалась – ведь мне так и не удалось вспомнить, закрыла ли я эту чертову задвижку.
У двери в потемках сидела сгорбленная фигура.
Как я не вглядывалась – не смогла понять кто это. Человек спал, уложив голову на колени, которые обхватил руками. Или умер в такой неудобной позе.
Ладно. Я утром еще раз посмотрю.
– Почему у меня только два друга?
Это не книга. Это издевательство какое-то!
На листе стояла точка, а вся другая половина страницы была заполнена запятыми, восклицательными знаками, закорючками. Много-много. А слева – одна жалкая точка. Я.
– Ты что не спишь? – громко спросил Тоник.
Я не стала отвечать. Но зато задала еще один вопрос.
– Как выглядела последняя девушка Тоника?
Ха! Я же ее знаю. Ну, Тоник и дурак! Я бы с ней на одном поле гадить не села. Она же просто пафосная дура. Красивая, но спесивая. Зато у нее офигительная прическа. И она умеет привлекать к себе внимание. По-честному, она только этим и занимается. Наверное, даже спит с приклеенными ресницами. Сидя спит. Чтоб прическу не помять.
Приступ ревности привел к правильному выводу. Можно придушить любовь, можно поверить, что тебе все равно и вот – одно доказательство неверности и мне снова плохо. Главное, не начать воображать, как они целовались, как он был нежен с ней и все такое. Я его однажды видела в кафе с какой-то очередной девушкой. И знаю, как он умеет заглядывать в глаза, с нежностью и восторгом.
Блииин! Ненавижу себя такую.
Так, берем себя в руки и снова думаем о главном.
– Что сейчас делает черный колдун?
Колдун даже ночью не снимал плаща и не откидывал капюшон с головы. Он не спал. Наверное, таких гадов по ночам мучает совесть.
– О чем он думает?
Скорее всего, это была нарисованная тушка курицы, вареная, жареная – не разберешь. Колдуну хотелось жрать. Набегался за день, а поесть ему никто не приготовит. Так ему и надо!
– Что он собирается делать?
Мне показали картинку. На которой колдун мощно писал на дерево. Похоже, книга понимал все вопросы буквально.
– Что он собирается сделать с нами, если поймает?
Меня затошнило. Я не хочу! Мне девочки мертвой хватило. А старика-то зачем так потрошить? У него в голове мозг, и он вряд ли вкуснее, чем обычное жаркое.
– Что будет, если волшебная палочка достанется черному колдуну.
Лес. Деревья. Перекладины. У них тут, что модно над людьми так издеваться? Некстати вспомнилось «отрежем, отрежем, Маресьеву ноги…». Какой идиот придумал эту оперу про легендарного летчика? Или это была очередная папина шутка?
Пришлось заново сформулировать вопрос.
Теперь я увидела бесконечное море коленопреклоненных людей. Понятное дело, в мире завелся еще один вершитель судеб человеческих. Завоеватель. Император хренов.
Все. С меня хватит на сегодня.
И все-таки мне удалось заснуть, но не выспаться. Мучили кошмары. Еще больше мучило страстное желание поговорить с книгой. Она становилась для меня наркотиком. И меня это не пугало. Мне надоело вранье. Мне до сих пор не попадалось книги, в которой я бы нашла внятные ответы на мои вопросы. Мне не встречались взрослые, которые могли объяснить, как правильно жить и почему все так странно устроено. О, они будут рады, если я к ним пойду за советом. Но их знания мне не подходят. И вовсе не потому, что я считаю себя умнее других. Нет. Дело не в этом. Просто взрослые сами не умеют жить. Они существуют. Говорят одно, а делают другое, думая третьем и мечтая о четвертом. И это просто замечательно, если они еще способны мечтать. Вот возьму сейчас да и спрошу, почему моя мама ушла от мужа.