Двери во Тьме
Шрифт:
В выходной в порту людей почти не было, лишь на одной самоходной барже по палубе люди шлялись, курился дымок над конторой и над нашим «Ваней-комсомольцем». Так, Иван здесь, как и собирался. Ага, и ледостав начинается: видно, как течение местами несет ледяную кашу.
Остановил машину возле самых сходен, рядом с нашим отдельским массивным «шевролетом», на фоне которого она совсем потерялась. Вход на сходни был символически перекрыт веревкой с крючком, так что я пропустил вперед Настю, потом зашел сам и вновь накинул крючок у нас за спиной. Ивана
– Вань, а чего ты сюда – переехал, что ли? – поинтересовался я.
– Да как тебе сказать, – замялся он. – Тут работать лучше, чем у меня в общаге. Светло, чисто, тихо, печку натопил – так и тепло стало. Хоть живи.
Я увидел приткнувшийся в углу рубки большой рюкзак и решил, что Иван тут пожить остался. Ага, вон и автомат его, так что точно обосноваться собирается. Рубка за кабинет будет, а кубрик за спальню: чем не жизнь? Все просторней, чем у него там.
– Вань, Пашкина видел?
– Видел, часа два назад. Он уже чуток подшофе, рожа красная и контактный до ужаса.
– В смысле, пытался выпить затащить?
– Угадал, – ухмыльнулся Иван. – Насилу отбился.
– Хм… ладно… – задумался я. Керосинить водку с Пашкиным совсем не хотелось. – Насть, ты вот что… вон ту контору видишь?
– И что? – настороженно спросила она.
– Минут через… тридцать… – посмотрел я на часы, – да, тридцать… зайди туда и уведи меня нагло и безапелляционно.
– А сам не сумеешь? – опять съехидничала она.
– Сумею, но Пашкин обидится. А если жена утащила, то это вроде как форс-мажор, обстоятельства неодолимой силы.
– Сам ты форс-мажор… сплошной, – вздохнула она не очень искренне. – Ладно, уговорил.
Я даже тулупа накидывать не стал. Выскочив из рубки и плотно прикрыв за собой дверь, чтобы тепло не выходило, пробежал, стараясь не поскользнуться, до гнездовья «капитана рейда», постучался и рывком открыл дверь, вновь очутившись в тепле.
– О, Володя! – обрадовался сидевший за столом с книжечкой и бутылочкой Пашкин. – А я думал, что так в одну глотку пить и придется, – а это нехорошо, уже пьянство получается.
– Не, Михал Михалыч, не выйдет, – сразу отказался я. – Я с женой здесь – не одобрит.
– А чего это ты с женой? – спросил Пашкин таким тоном, словно заподозрил в этом какой-то злой умысел с моей стороны. Вроде как я специально зашел его обнадежить насчет собутыльника, а потом вот так взять да и обломать. – Сюда без жены надо.
– В следующий раз, не последний день видимся, – послал я ему луч надежды. – У меня просто вопрос возник по той теме, что тогда беседовали, помните?
– Помню, – кивнул он уверенно, – мозги пока не пропил.
– Так вот, я все это на досуге обдумал – и уточнить кой-чего захотелось.
– Чего?
– Вы помните, как Пашу тогда тварь покусала? Ну когда «Карась» в последний рейс пошел?
– Помню, но сам не видел, я тогда выходной был, – сразу ответил Пашкин. – А что интересует?
– Интересует, как это вообще случилось. Кто рядом был, кто все видел, как все вышло. Типа общую картину увидеть хочется.
– Картину, говоришь? – переспросил он, задумавшись. – Подумать надо насчет картины – рано это было, народ на работу не пришел. Так… кто у нас что про это знать может?
– В госпиталь его кто вез?
– В госпиталь? – задумался Пашкин еще глубже. – В госпиталь, в госпиталь… «скорая» не приезжала, и не дежурная машина, это я помню откуда-то. А я позже приехал, меня уже Горсвет вызвал. Кто же его везти мог? Вот комплект первой помощи у нас взяли, это я точно помню. Потому что не вернули: за него потом отчитывались…
Видимо, для того чтобы запустить маховики какой-то особо глубинной памяти, Пашкин налил себе полную стопку и разом замахнул, закусив соленым огурчиком, который положил на кружок колбасы, без всякого хлеба.
– Надо журнал проходной поднять, поглядеть, – вдруг выдал он. – Там наверняка все записано. И что за машина, и кто за рулем был.
– Поглядим? – сразу предложил я.
– Не, сегодня не поглядим: журнал уже новый, а старые у начальника охраны. А он выходной, сам понимаешь. Дома сидит да водку пьет, – добавил Пашкин, плеснув себе еще в стопку, а заодно предложив мне.
– Не, не могу, сказал же. Так что, мне тогда завтра заехать по поводу журнала?
– Завтра и заезжай, верно, – кивнул Пашкин, заворачивая очередной огурчик в очередной кружок колбасы. – Пойдем с тобой да и поглядим. Твое здоровье.
– Спасибо, – я проводил взглядом опустошенную стопку. – А про Валиева, что с Серых работал, сказать что-то можете?
– Да чего про него скажешь? – немного озадачился Пашкин. – Татарин такой… росту среднего, все шутил да болтал, только не выбалтывал. С подходцами такой мужик, чуток скользкий. Всегда такой первый подойдет, поздоровается, по плечу похлопает, про дела поинтересуется, а ты у него чего ни спроси – только отшутится. Время узнать захочешь – все равно человеческого ответа не получишь. Такой мужик.
– А до Серых он чем занимался, не в курсе?
– Не знаю. Чего не знаю, того не знаю, и врать не буду. Говорю же, от него ни черта не узнать было.
Настя меня спасла, потому что после третьей стопки Пашкин вновь начал становиться настойчивым и более чем прозрачно намекать, что у него без собутыльника водка в горло не лезет. Думаю, с этим утверждением он погорячился, потому что я наблюдал совсем обратное, но кто знает… В общем, Настя утащила меня обратно на «Ваню-комсомольца». Кстати, увидев в иллюминаторе физиономию Ивана и скосив глаза на название суденышка, я засмеялся, и когда вошел в рубку, то с ходу поздравил Ивана с обретением тезки. Тот сперва не понял. Потом посмеялся, потом посетовал на то, что теперь ему с этим житья не дадут. Очень может быть.