Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России
Шрифт:
И Столыпин с поспешностью, в тот же день, 10 декабря, пишет обеспокоенное письмо Государю, повторяя вновь и все аргументы, а главное: «О возвращении журнала никто пока не знает», и, значит, можно колебания монарха скрыть. «Ваше Величество, мы не имеем право ставить Вас в такое положение и прятаться за Вас». Столыпин хотел, чтобы эти льготы прошли именно дарованием от царя. Но раз нет – он предлагает теперь Государю поставить иную резолюцию: что Государь не возражает по существу, но хочет провести закон не в обход Государственной Думы, а – через Думу.
Государственный секретарь С. Е. Крыжановский сообщает, что Государь тогда и положил резолюцию в этом духе: пусть народные представители берут на себя ответственность и за возбуждение и за решение этого вопроса. Но почему-то эта резолюция не только осталась мало известной, – а и «почина со стороны Государственной Думы не последовало» [1359] .
2-й Думе, с её значительным левым большинством, насквозь пропитанной духом передового общества, и столь неистовой в поношениях правительства, – простор действий был открыт! Однако «во 2-й Гос. Думе гораздо меньше говорилось о проблеме бесправия евреев, чем во время заседаний 1-й Гос. Думы» [1360] . Закона о еврейском равноправии не довели даже до обсуждения, не говоря о принятии.
1359
С.Е. Крыжановский. Воспоминания: Из бумаг С.Е. Крыжановского, последнего Государственного секретаря Российской Империи. Берлин: Петрополис, [б/г], с. 94-95.
1360
КЕЭ, т. 7, с. 351.
Почему же 2-я Дума не использовала предложенную возможность? почему не поспешила? Вся трёхмесячная сессия была у неё на то. И о чём только мелко-побочном не толковали, не кипятились? А еврейское равноправие – пока частичное, но ведь уже разработанное – не подхватили. Почему же? «Особая внепарламентская комиссия» и вовсе не начала заниматься разработанным снятием еврейских ограничений, но в обход ему искала равноправия полного, «возможно скорее» [1361] .
Трудно всё это объяснить иначе, чем политическим расчётом: в борьбе с самодержавием играть и играть дальше на накале еврейского вопроса, сохранять его неразрешённым – в запас. Мотив этих рыцарей свободы был: как бы отмена еврейских ограничений не снизила бы их штурмующего напора на власть. А штурм-то – и был для них всего важней.
1361
ЕЭ, т. 7, с. 373.
Это становилось уже заметно и понятно. Например, Бердяев упрекал весь спектр российских радикалов: «Вы очень чувствительны к еврейскому вопросу, вы боретесь за права евреев. Но чувствуете ли вы «еврея», чувствуете ли вы душу еврейского народа?.. Нет, ваша борьба за евреев не хочет знать евреев» [1362] .
А в 3-й Думе кадеты уже не имели большинства и «не принимал[и] инициативы в области еврейского вопроса, не желая терпеть поражение… Это вызывало большое неудовольствие со стороны еврейских масс и еврейская пресса не жалела нападок на партию Народной Свободы» [1363] . Хотя «евреи по-прежнему приняли энергичное участие в выборной кампании, а число городских выборщиков евреев почти во всех губерниях черты оседлости превосходило число выборщиков-христиан», – они были переголосованы враждебной стороной, и всего в 3-й Думе было лишь два еврея-депутата: Нисселович и Фридман [1364] . (Последний удержался и в 4-й Думе.) – С 1915 и в Государственном Совете был еврей – Г. Э. Вейнштейн, от Одессы. (Перед революцией – ещё и Соломон Самойлович Крым, караим.) [1365]
1362
Николай Бердяев. Философия неравенства. 2-е изд., испр., Париж: YMCA-Press, 1970, с. 72.
1363
Слиозберг, т. 3, с. 247.
1364
ЕЭ, т. 7, с. 373—374.
1365
А.Л. Гольденвейзер. Правовое положение евреев в России //[Сб.] Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917 г. (далее – КРЕ-1). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 132; РЕЭ, т. 1, с. 212; т. 2, с. 99.
Октябристы же, став ведущей партией 3-й Думы, с одной стороны, переняли на себя, отчасти с колебаниями, общественный напор за равноправие евреев, так что получили там же и упрёк от русских националистов: «Мы полагали, что октябристы по-прежнему стоят на почве охраны национальных интересов», – но вот они неожиданно отодвинули на задний план и вопрос «о даровании равноправия русским в Финляндии» (которого в этой «колонии России», стало быть, – не было…), и «о выделении Холмской Руси» с русским населением из Польши – и «выдвинул[и] законопроект об отмене черты еврейской оседлости» [1366] . С другой стороны, им приписывались выступления уже «чисто антисемитского характера»: 3-я Дума, по инициативе Гучкова, в 1908 приняла «пожелание… о недопущении евреев-врачей на военно-медицинскую службу» [1367] , также и «предлагалось заменить для евреев воинскую повинность денежным налогом» [1368] . (В предвоенные годы в России серьёзно обсуждался в публичности вопрос об освобождении евреев от воинской повинности; И. В. Гессен издал книгу «Война и евреи».)
1366
Государственная Дума – Третий созыв (далее – ГД-3): Стенографический отчёт. Сессия 4, часть III, СПб., 1911, заседание 101, 27 апреля 1911, с. 2958.
1367
ЕЭ, т. 7, с. 375.
1368
КЕЭ, т. 7, с. 353.
Так ни 2-я, ни 3-я, ни 4-я Государственные Думы сами прямо не взялись провести закон о полном равноправии евреев. Однако всякий раз, как надо было голосовать по закону о крестьянском равноправии (издан Столыпиным 5 октября 1906), – стараниями левых та же 2-я, и та же 3-я, и та же 4-я Думы блокировали крестьянское равноправие, ссылаясь, что нельзя его проводить прежде еврейского (и прежде польского).
И тем – не терялся, но удваивался, но упятерялся напор на это ненавистное царское правительство. Напор – не утерялся, и не приняты были Думой законы – до самой Февральской революции.
А Столыпин, после своей неудачной попытки в декабре 1906, – не возбуждая законодательного шума, немо-административно облегчал отдельные антиеврейские ограничения.
На это осудительно отозвался нововременский публицист М. Меньшиков: «Черта оседлости при Столыпине сделалась фикцией» [1369] . Евреи «побеждают русскую власть, отнимая у неё одну область авторитета за другой… правительство поступает так, как если бы оно было еврейским» [1370] .
1369
Новое время, 1911, 8 (21) сент., с. 4.
1370
Там же, 10 (23) сент., с. 4.
Судьба средней линии.
В воинственном неприятии постепенных мер, в тактическом неприятии эволюционного равноправия, левым и радикальным партиям содействовала направляющая могучая российская пресса. С конца 1905 пресса стала полностью свободна от предварительной цензуры, но это была теперь не только свободная пресса. Эта была пресса, прямо и открыто считавшая себя действующим лицом на политической арене – выставляющая, как мы прочли, требования вроде устранения полиции с улиц. По словам Витте – обезумевшая.
В случае Думы от репортёров зависела вся подача думской жизни, думских прений – на всю глубину России. Стенографические отчёты печатались с опозданием и весьма незначительным тиражом, других средств извещения, кроме ежедневных газет, не было – и именно газетная подача материала увлекала умы. Газетные отчёты систематически перекрашивали или даже извращали думские прения, растягивали в объёме левых депутатов, расточали им похвалы, а речи правых депутатов – сжимали, скрадывали.
По свидетельству А. Тырковой, во 2-й Думе «думские журналисты образовали своё бюро печати», от которого «зависело распределение мест» для корреспондентов по карточкам. Члены бюро «отказали в карточке» корреспонденту из газеты «Колокол» (чтение сельских священников). Кадетка Тыркова вступилась, что «нельзя же лишать этих читателей возможности узнавать о Думе по отчётам той газеты, которой они доверяют больше, чем оппозиционной прессе»; но «суетливы[е] мои коллеги», среди которых преобладали евреи… горячились, кричали, доказывали, что «Колокол» никто не читает, что он решительно никому не нужен» [1371] .
1371
Тыркова-Вильямс, с. 340—342.
Русские националистические круги сводили такое поведение прессы просто и в целом к евреям: хватало им доказательств, что почти все думские корреспонденты – евреи. И печатали «разоблачительные» списки имён этих еврейских корреспондентов. Уж выразительнее того был комичный эпизод думских прений: со страстью отбиваясь от противников, Пуришкевич среди речи вдруг протянул указующую руку к ложе печати, в кольцевом барьере близ трибуны: «Да вы посмотрите на эту черту еврейской оседлости!» – и весь зал невольно посмотрел на корреспондентов и так же невольно захохотал, не удержалась и левая сторона. Эта «черта думской оседлости» так и припечаталась потом афоризмом.