Двор чудес
Шрифт:
— При чем тут час? Я познакомлю вас кое с кем, кто, пожалуй, сможет кое-что рассказать о мадемуазель Жилет.
— Что вы говорите! — воскликнул Манфред, побледнев.
— Правду.
— Смотрите сударь, как бы не ввести меня в чересчур жестокое разочарование!
— Я, — серьезно сказал шевалье, — слишком хорошо знаю, что это такое. Не страшитесь. Пойдемте, думаю, что вы останетесь довольны.
— Я верю вам, сударь, верю! — взволнованно проговорил Манфред. — Но вас бы не удивило мое смятение, знай вы, какое отчаянье сменилось той радостью, что вы мне сейчас принесли. Но что же я! — спохватился он вдруг. — Непременно позвольте мне взять с собой еще одного человека.
— Вашего друга Лантене?
— Нет! Человека, которого я полюбил и стал почитать, человека, который вырастил Жилет и был ей вместо отца — господина Флёриаля.
— Как! — воскликнул Рагастен. — Господин Флёриаль здесь?
— Так вы с ним знакомы? — удивленно спросил Манфред.
— Нет, не знаком, но много слышал о нем от той самой особы, которая расскажет вам про Жилет. Что же, друг мой, сходите за господином Флёриалем, я не просто позволяю вам взять его с собой, его присутствие необходимо.
Манфред бросился прочь.
— Он мне не сын, — вздохнул Рагастен. — Но от того он не меньше заслужил счастье, которое обретет через несколько минут… Чем больше вижу и слышу этого юношу, тем больше я в нем нахожу высоких достоинств. Что ж, я недаром ездил сюда, если мог двух людей сделать счастливыми — не считая бедного Флёриаля, которого и не чаял здесь найти.
Тут вернулся Манфред. С ним шел человек в черной одежде.
— Господин шевалье, — сказал Манфред, — это господин Флёриаль. Как я вам говорил, я почитаю его за истинного отца Жилет, да и она сама тоже.
Рагастен протянул руку. Трибуле схватил ее и произнес:
— Неужели бывают большие вельможи, что заботятся о счастье простых людей, хотя так легко и приятно их мучить?
— Господин Флёриаль, — ответил ему Рагастен, — я мог бы сказать вам, что я, пожалуй, не такой уж большой вельможа, как вы полагаете. Но я скажу просто, что сам прошел школу несчастий, привык уважать чужие скорби и смотреть на них с состраданием…
— Сударь, — взволнованно сказал Трибуле, — кто бы вы ни были, у вас большое сердце. Честное слово, позвольте мне смотреть вам прямо в лицо: это не часто бывает…
— Что ж, пошли! — улыбнулся Рагастен.
Все трое немедленно двинулись в путь, а за ними шел Спадакаппа.
— Так вы говорите, — спросил Трибуле, — что кто-то может мне рассказать, что с Жилет?
— Вы все увидите, — ответил Рагастен.
Дальше они шли молча и дошли до улицы Сен-Дени.
Ворота во двор были отперты. Рагастен побледнел и бросился к подъезду: он был тоже открыт!
— Боже! — воскликнул он. — Тут случилась какая-то беда! — Он кинулся на лестницу и с тревогой стал звать: — Беатриче! Беатриче!
— Я здесь! — откликнулась Беатриче.
Она появилась на лестничной площадке точно так же, как недавно перед королем. Рагастен с облегченьем вздохнул.
Манфред и Трибуле, ничего не понимая, пошли вслед за ним. Все вместе вошли в ту залу, где побывал Франциск I.
— Дорогая моя, — сказал Рагастен, — познакомьтесь с господином Флёриалем и господином Манфредом.
Беатриче долго, внимательно посмотрела на юношу, потом перевела страстно вопрошающий взгляд на шевалье.
Рагастен печально покачал головой.
«Это наш сын?» — спрашивал материнский взгляд.
«Нет», — отвечал жест отца, и глаза Беатриче наполнились слезами.
Но собственное горе тотчас улеглось в этой великой душе, теперь она думала только о горе Манфреда и Трибуле.
Она поняла, зачем их привел Рагастен.
— Господа, — сказала она, — я вас уже знаю. Вы, господин Флёриаль — самый лучший, самый заботливый из отцов… А о вас, господин Манфред, мне много рассказывали, почти что не зная вас…
— Сударыня… — невнятно выговорил Трибуле, оглядываясь, словно ожидая увидеть сейчас Жилет.
Что же до Манфреда — юноша, бестрепетно и беззаботно стоявший под дулами королевских аркебуз, трепетал и готов был лишиться чувств.
— Господа, — сказала Беатриче, — будьте отважны, будьте тверды, будьте, словом, мужчинами. У меня для вас печальная весть…
— Жилет?! — воскликнул Рагастен.
— Ее похитили.
— Жилет была здесь! — вскричал Трибуле.
— А вы разве не знали?
— Увы! — сказал Рагастен. — Я хотел устроить им сюрприз.
— Сударыня! Сударыня! — вскричал наконец и Манфред. — Заклинаю вас, расскажите! Может быть, мы еще успеем ее нагнать… Когда это случилось?
— Около половины двенадцатого — стало быть, часа два назад.
— Вот почему двери отперты! — воскликнул Рагастен. — Но кто же это? Кто здесь был?
— А кому здесь и быть, — возгласил Трибуле, и глаза его загорелись мрачным огнем, — как не тому бандиту, что рыщет за женщинами по ночам, как не тому подлецу, которого власть и высокий сан укрывают от мщения множества братьев, отцов, женихов! Кому, как не французскому королю!
— Да, это он и приходил сюда, — сказала Беатриче.
И в нескольких кратких словах, но ни единой подробности не забыв, она пересказала ту сцену, за которой мы наблюдали в предыдущей главе.
— Будем надеяться! — заключила рассказ Беатриче. — Король говорил, как настоящий отец. Может быть, нечего и опасаться.
— Нет, сударыня! — воскликнул Трибуле. — Вы не знаете его так, как я. Это лицемер, умеющий нацепить любую личину, жестокий еще более от того, что считает себя безнаказанным, упорный в каждой своей новой страсти. Он способен на самые страшные преступления. На самом деле он не уверен, что Жилет его дочь. Но и будь у него самые неопровержимые доказательства — он, по-моему, был бы способен переступить через них!