Дворец Посейдона
Шрифт:
Не открыла она ему и на другую ночь. Тогда Мито подстерег ее на улице, но она не остановилась, не стала говорить с ним и убежала.
Так прошла неделя, за ней вторая…
В один из воскресных дней случилось то, чего никто не ожидал. В этот день шел дождь. На базаре между рядами стояли большие лужи. В конце базара торговали вином. Там-то и расположился Мито с дружками-шоферами. Укрывшись под навесом от дождя, они сидели на прилавке, пили из банок вино. На мокром обрывке газеты лежали соленые помидоры и хлеб. В это время показалась Мари. Осторожно обойдя лужу,
Мари покупала зелень, зонтик и сумку она положила возле вороха зелени.
— Разве такую зелень надо выбирать? — обиженно проговорил продавец. — Вы же видите — вся зелень свежая, стебелек к стебельку!
— Вижу, — отозвалась Мари, — потому и покупаю.
— Я Для того говорю, дочка, чтоб ты под дождем не мокла.
Мари взглянула на продавца. Это был высокий крестьянин с белой бородой. В руках он держал трубку с длинным мундштуком. Одет он был в старую шинель, на лацкане чернела траурная ленточка с фотографией молодой женщины, Мари открыла сумку и обратилась к продавцу:
— Ну тогда вы сами дайте мне пучок лука.
Старик улыбнулся:
— Выбирай сама, дочка, я тебе не мешаю!
Он положил лук ей в сумку. Мари протянула старику деньги, раскрыла зонтик и ушла.
Мито догнал Мари, схватил ее за локоть и повернул к себе:
— Здравствуй, Мари! — беззаботным тоном обратился он к ней.
— Здравствуй! — холодно ответила Мари.
— Куда это ты пропала, разве так можно? — Мито улыбался и старался ухватить папиросу из открытой коробки. Папиросы сыпались в лужу. Так он и рассыпал всю коробку, не взяв ни одной штуки. Затем он швырнул коробку в сторону. — Показал бы я тому, кто их укладывал, эти чертовы папиросы! — выругался он.
Мари было ужасно стыдно. Ей казалось, что на них смотрит весь базар. Она не могла сдвинуться с места. Она видела, как Мито шарил в коробке, и делала вид, что ей очень интересно, вытащит он папиросу или нет, но после того, когда он вышвырнул коробку, Мари сказала ему:
— Я должна идти.
— Идти? Куда?
— Я спешу.
— Спешишь, ах, ты спешишь?
— Да, спешу.
— Значит, спешишь?
— Я ухожу, до свидания.
— Подожди! — Мито подошел к ней совсем близко, заглянул в глаза и сказал: — Значит, ты ничего не помнишь, значит, ты спешишь? — Затем, выхватил из сумки Мари луковицу, он взмахнул ею в воздухе. — Значит, бежишь? Убегаешь?
Зеленый свежий стебель блестел, как лезвие ножа.
Мари попятилась назад. Мито наступал на нее, цедя сквозь зубы:
— Ты все забыла? Все?
Мари показалось, что не только люди, но и все окружающее, навострив уши, приготовилось слушать их.
— Нет, — закричала Мари. — не говори этого!
Она едва удержалась, чтобы не прикрыть ему рот рукой.
— Не говорить? Значит, не говорить?!
— Замолчи! — снова закричала Мари, пытаясь убежать, но Мито схватил ее за руку и остановил. — Оставь меня, — Мари почти плакала. —
— Отпустить, да? Хорошо…
Он крепко держал ее за плечи, тряс изо всех сил и кричал:
— Уходишь, да? Уходишь? Уходи! Уходи!
Мари уронила сумку и зонтик. Красная хурма покатилась по земле.
Внезапно Мито отпустил ее, и Мари, не устояв на ногах, опустилась на колени и затем упала вперед, в лужу. Это все произошло так неожиданно, что никто не успел ей помочь.
Мито вдруг отрезвел и протер глаза, как бы очищая от присохшей к ним грязи. Он бессмысленно огляделся по сторонам, махнул рукой и ушел.
Не пройдя и десяти шагов, он снова обернулся, хотел что-то сказать, но не смог.
Леван обо всем узнал поздно. Он был удивлен и не хотел верить. Возвращаясь домой, он зашел к Мари. Мари сидела в полутемной комнате за столом. Леван присел на стул рядом. Он молчал, молчала и Мари. Так они долго сидели молча. Леван взял руку Мари, чтобы она почувствовала, что он с ней. Рука у Мари была безжизненная, слабая. И вдруг Левану захотелось открыть дверь и показать всему городу, что он вместе с Мари, потому что жалеет ее.
— Никто не живет на звездах, — начал он тихим, дрогнувшим голосом. — Никто! Жизнь существует только на земле, только здесь можно дышать. И ничего не поделаешь, за это приходится дорого платить. Вот ты хорошая девушка, любишь мечтать, а мечты похожи на полет. А разве тот, кто летает, не должен помнить, как больно падать на землю. Мари, раньше и я думал, что на земле существует только день, потому что ночью я спал безмятежным сном. Но потом я увидел и ночь. Это когда мы не видим, как смеются и плачут другие, когда мы становимся жестокими. Но жизнь, и днем и ночью, существует только на земле. Не плачь, не надо, никто не живет на звездах…
Но Мари не плакала, широко раскрытыми потухшими глазами она смотрела куда-то вдаль.
Леван сам не знал, зачем он говорит ей все это. Разве его слова могли утешить Мари?
Ночью он написал обо всем Элисо. Элисо приехала через три дня. Она почему-то все время деланно улыбалась.
— Что случилось? — спрашивал ее Леван. — Что с тобой?
— Ничего… Ничего…
Они сидели в комнате Левана. На дворе шел дождь.
Вдруг прогрохотал поезд, он встряхнул домик и заглушил шум дождя.
— И ты уверяешь меня, что в этом аду ты хорошо поработал и что-то написал? — проговорила Элисо.
Наутро Леван перебрался в гостиницу. Потом Элисо попыталась увезти его в Тбилиси, но тут уж Леван не уступил:
— Я, между прочим, сюда приехал по делу!
Элисо уехала.
Неделю спустя
Когда Леван вошел в палату, Мари отвернулась к стенке. Леван молча сел у кровати. Он сидел и ничего не говорил. Да и что он мог сказать! Он смотрел на распущенные волосы, на похудевшую шею с пульсирующей голубой жилкой. Плечи Мари задрожали, и он понял, что она плачет. Понял, что Мари стыдится его. То, что с ней случилось, так было непохоже на все, о чем они говорили и мечтали. Но почему же бывает, что человек стыдится своего несчастья? Может, потому, что в этом мире он чувствует себя одиноким и боится, что его никто не поймет?