Дворец Посейдона
Шрифт:
Вдоль улицы тянулась канава. В канаве медленно текла вода, вода отдавала неприятным зеленоватым цветом, Края канавы обросли высокой травой.
«Сегодня я ей скажу все, — решил Мито, — больше не могу».
Он продолжал сидеть на балконе, будто слушая Ироди, а на самом деле ничего не слыша.
Обычно Мари возвращалась домой той дорогой, что шла по берегу моря и была короче.
Вдоль тропинки, затерянной в песках, тянулся деревянный заборчик, выкрашенный белой краской. За заборчиком был санаторий. И там же в нескольких метрах
В здании санатория горел свет, и освещенные окна сверкали сквозь ветви, как звезды.
Мито, прислонившись спиной к камню, поджидал Мари.
«Я больше не могу, — думал он, — больше не могу!»
Его сердце, переполненное до отказа, может наконец разорваться, если он не выскажет всего Мари. Каких-нибудь несколько дней назад он об этом боялся даже думать.
Во рту у него пересохло. Табачный дым жег глотку. От волнения руки у него дрожали. Он никогда не испытывал такого сильного волнения и, во всяком случае, никогда прежде его не выдавал. Его всегда считали человеком сдержанным, и он сам был уверен в том, что умеет владеть собой. Он заметил, что у него дрожат руки, когда зажигал спичку, и решил, что это от холода. На самом деле дул холодный ветер. Не сумев справиться с дрожью, он испугался и вдруг понял, что все то, что он сейчас собирается сказать Мари, — дело его жизни и смерти. Он не знал, что с ним станется, если Мари ответит отказом. Будущее было окутано мраком.
Мито вспомнил, как однажды на берегу его застал дождь и он укрылся от него, забравшись под опрокинутую лодку. Утомленный, он сразу заснул, а проснувшись, очнулся во мраке и решил, что ослеп, потому что не помнил, когда забрался под лодку.
«Если Мари скажет «нет», я непременно ослепну», — думал Мито.
Это «нет» он почему-то связывал с темнотой, которой очень страшился. Но в душе был твердо уверен, что Мари не отвернется от него. Хотя для такой уверенности у него не было никаких оснований. На этом свете не было человека, который бы знал о его терзаниях. Может, было бы лучше довериться кому-нибудь? Нет, на это у Мито не хватало смелости, он боялся, что ему могут сказать о ней дурное: «Мол, мы это говорим только потому, что желаем тебе добра».
Море волновалось. Оно было так близко, что, сделав шаг, Мито очутился бы в воде. Он невольно отошел от камня и, сделав несколько шагов вперед, столкнулся с Мари.
— Ах! — вскрикнула Мари.
Мито растерялся, он не ждал Мари так скоро. Он не мог вымолвить ни слова, только стоял и растерянно смотрел на нее.
— Это ты, Мито? — успокоившись, сказала Мари. — Ну и напугал ты меня!
— Да, это я, Мито! — ответил удивленный Мито.
Он никак не ожидал, что Мари знает его по имени, а обращение на «ты» совершенно сбило его с толку.
Когда у Мари прошел испуг, она вдруг разволновалась, сама не зная почему. Чтобы скрыть это волнение, она обратилась к Мито на «ты», обратилась на «ты» к человеку, с которым никогда прежде не разговаривала, хотя знала его давно.
— Кого ты здесь
— Я никого не жду.
«Живем в одном городе, видимся почти каждый день, вот и говорит со мной…»
Мари была явно растеряна, поэтому и разговаривала с посторонним мужчиной, словно со старым знакомым.
Мари сделала шаг в сторону, намереваясь уйти.
— Мари! — не поднимая головы, сказал Мито, словно обращаясь к земле.
— Очень рано похолодало в этом году, — ни с того ни с сего сказала Мари.
— Мари! — повторил Мито.
— Чего тебе? — ответила она каким-то неестественным голосом.
— Ничего. Ты идешь домой?
— Да, домой, — Мари пришла в себя, преодолела волнение.
— Ну так пошли, нам по пути.
— Пошли, но я почему-то думала…
— Что, что ты думала?
— Думала, что вы кого-то ждете.
Мито заметил, как сразу изменилась Мари, стала по-прежнему далекой и недоступной, и это даже обрадовало его, ибо все, что он собирался сказать, предназначалось именно для такой Мари — далекой и недоступной.
— Да-а.
— Думаю, ждет, наверно, кого-нибудь.
Некоторое время шли молча. Тропинка была узкая, и Мито пропустил Мари вперед.
— Я была в кино, — сказала Мари, должно быть, из вежливости, чтобы не молчать.
— Мари!
Мари обернулась к Мито. Мито молчал, и она снова пошла вперед.
— Мари! — Мито почти кричал.
Мари остановилась и застыла на месте, она вся съежилась, будто ожидая удара.
— Что? — не сразу отозвалась она.
Мито не ответил, а вздохнул.
— Я тебя ждал.
— Что? — Мари не поверила своим ушам.
— Я больше не могу, — голос Мито оборвался, — не могу…
— Что это с тобой? — деланно засмеялась Марш «Выпил небось, вот и шутит».
— Не понимаешь? — Мито подошел к ней совсем близко и положил руку на ее плечо.
Но Мари, дернув плечом, стряхнула его руку.
— Если не замолчишь сейчас же, я уйду, — обиженно проговорила она.
— Мари, я не шучу с тобой!
— Не шутишь?
Мари по-прежнему обращалась к нему на «ты», но теперь это означало, что она сердится.
— Нет, не шучу.
Мито чувствовал, что успокаивается. Он уже все сказал и не волновался больше.
— Ты шутишь! — твердо проговорила Мари, как бы приказывая ему отказаться от своих слов.
— Вовсе не шучу, а…
— Шутишь! Шутишь! Смеешься надо мной! — И, повышая голос, она продолжала: — И тебе сказали — пойди попробуй, не откажет. Сказали, да? Меня все обманывают!
— Я не обманываю тебя.
— Нет! Нет! Нет!
Мито опять обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Я люблю тебя, люблю!
Мари вырвалась.
— Мари!
— Ты шутишь! Шутишь!
У Мито оборвалось сердце. Он вдруг разозлился: не верили самой большой его правде! Не верили!
— Уходи! Чтоб я не видел тебя! — закричал Мито. — И иди к тому, кто шутит с тобой! Уходи!