Двойная бездна

Корабельников Олег Сергеевич

Он, Безымянный, круто набрал высоту и взмыл над тайгой под невидимый купол Барьера. Да, они восстановили Заповедник, уже без вмешательства своих недреманных Стражей, ибо мудрый раб знает все дела господина своего, и подражает ему, и поднимается выше его. Да, теперь они сами спрятали Заповедник в глубине времени, ибо самое надежное убежище — в прошлом, никто не сыщет ею, не повредит, не разрушит. Отсюда, из недосягаемой глубины, велся долгий поиск, здесь были скрыты и возмездие и награда, и грядущая кара, и потаенное ликование…

Сейчас он был один, но это одиночество было особым, возможным только

здесь — условное чужое тело, словно взятое напрокат, было суммой всех тел; и общая душа, память, чувства — лишь копией душ тысяч людей, собранных воедино. Не было противоречий в многочисленных «я», объединенных общей волей. Все они, умершие и живые, рассеянные по свету, были собраны в универсальном теле, а сами или были давно рассыпаны прахом в чужой земле, или продолжали жить, каждый на месте своем, подобно тому, кто за тысячи километров отсюда лежал в своем временном доме, и жена его плакала втихомолку, и старый друг пытался вернуть его блуждающую душу…

Он завис в зените купола. Отсюда просматривался весь Заповедник — огромная полусфера, похожая на модель Вселенной в старых земных книгах. Здесь, за Барьером, был свой мир, свои законы, текло свое время. Под ровным углом две реки стекались в одну, и на узкой стрелке, под скалой, в толще гранита жил своей потаенной жизнью

Мозг, нервная система, сердце всего этого. Он был создан Стражами, но захвачен в плен Безымянными и с тех пор стал их памятью, их волей, их силой.

Усилием воли Безымянный перестроил свое сознание, и оно, словно пуская побеги, стало раздваиваться, расчетверяться, и еще, еще… Бесшумно лопались почки на далеких ветках — это его единое «я» расщеплялось на сотни и тысячи иных, родственных, но удаленных, раскиданных по огромной планете; и прорастала, множась, великая поросль, лишь отсюда, из центра, видимая, как единая и неделимая.

Зашептали, забормотали, запели, запричитали приглушенно голоса на разных языках — неслышимые мысли, ненавидимые лица всех тех, кто скрывался до поры, ждал своего часа. Но не их он искал — они уже были найдены; он знал, что где-то, далеко отсюда, скрывается еще один человек, отвергнувший корни свои, несущий в себе тайное наследство великих предков. Теперь он хорошо понимал — так же искали Геннадия Веселова, находили и снова теряли, ибо он ускользал, убегал, исчезал надолго, непокорный воле своего вечного народа, не желающий служить великим идеям и ставящий превыше всего свое иллюзорное родство с приемной матерью — Землей. Да, так же искали и его самого, и лишь во время болезни, когда ослаб защитный барьер и больной мозг стал посылать сигналы о помощи, они смогли найти его и привести сюда, и слить его память и волю с единой вечной памятью, и открыть истину.

Истина не тяготила. Теперь его долг был, чтобы передать ее дальше, приобщить к высотам тех, кого он должен найти. Долг. Знание. Цель. В бытность свою человеком он хорошо знал суть этих слов, когда переносился сознанием в зверей и птиц. Врожденное знание и понимание называлось инстинктом, он объявлялся слепым и постыдным, ибо только разумная воля и сознательное подавление природного наследия делало человека человеком — венцом творения и всевластным господином…

Он улыбнулся про себя наивности этих детских суждений и положился всецело на свое тайное наследство,

прямым путем ведущее его к цели…

«Я-я-я-я…» — запричитал приглушенно тонкий женский голос где-то в неощутимой дали. «Ты-ты-ты…» — вырвался из Мозга и полетел в никуда сигнал, управляемый волей Безымянного. «Я здесь, я здесь, я здесь…» — ответили ему. Он знал, кто ему отвечает, — скрытый враг и друг, предатель и спаситель, выдавший больного Веселова, — тайный центр Мозга, привилегия потомков великой расы… Вот живут они на Земле, не ведая о предках своих, но подобно радиомаяку не умирает в них тайная метка, постоянно и бесцельно ищущая единства…

«Где, где, где…», — басовито и монотонно запел Мозг, «Здесь, здесь, здесь…», — ответили ему.

Плавно поворачиваясь в струях восходящих потоков, Безымянный сосредоточил волю в пульсирующий сгусток и с резким, кратко болезненным толчком, подобно амебе, раздвоил свое тело, и еще, еще… Полупрозрачные, все более и более истончающиеся в воздухе, поплыли по ветру те, кто только что составлял с ним единство, универсум, синтетическую модель.

Отделялись и уходили от его «я» люди — мужчины, женщины, дети, старики — копии всех обретенных братьев и сестер. И снова, как вначале, он перестал ощущать свое тело и повторилось странное — будто оторванная голова висит в воздухе и кто-то невидимый может сделать с ней все, что захочет. Теперь он знал, кто это, — Мозг, живущий в скале. И не страшился этого. Женский голос приобретал ясность, чистоту, наращивал громкость и по ниточке его полета устремилось то, что снова осознало свое имя, — Владимир Веселов.

В зените сферы распахнулся незримый канал, Веселов устремился в него, как воздушный шарик, влекомый сквозняком, на миг ощутил слепящую боль: это лопнул временной Барьер, а потом уже ничего не видел, осознавая лишь себя в виде стремительного пунктира, летящего к цели. Да, пунктира, потому что он словно бы прочерчивал пространство ритмичными всплесками — ощущение полета, краткий период невесомости, снова безудержный, не зависящий от его воли полет…

«Я здесь», — спокойно и покорно произнес голос. «И я здесь, — ответил он. — Здравствуй, сестра».

Он снова обрел зрение и увидел, что погружен в ночь, как косточка в мякоть сливы. Рядом было тепло человеческого спящего тела, он перестал ощущать себя и безболезненно соприкоснулся с ним, сливаясь воедино. Он знал, где таится уязвимое место, и, свившись в тонкий жгут, вошел и ямку между черепом и позвонком шеи. Невидимое в темноте тело вздрогнуло.

«Больно, — пожаловался женский голос. — Не делай больно». — «Сейчас перестанет, — успокоил он. — Я — друг. Мы долго искали тебя. Почему ты скрывалась?» — «Кто ты?

Назови свое имя». — «У меня много имен. Ты должна пойти со мной». — «Кто ты? Куда мне идти?» — спрашивал женский голос, и он понял, что девушка проснулась и теперь лежит с открытыми глазами, всматриваясь в темноту. Он нарисовал перед ее глазами яркую картину: берег светлой реки, махровые цветы, медлительные шмели, зависшие в воздухе, полупрозрачные фигуры людей с улыбками на лицах.

— Я заболела, — печально сказала девушка вслух, перевернулась на другой бок и пошарила рукой, ища выключатель лампы. — Я больна, — повторила она, включая яркий слепящий свет.