Двойная бездна
Шрифт:
Зрелище чужой смерти давно не удивляло и не пугало, лишь неизменная печаль и чувство бессилия оставались прежними, но здесь, сейчас, в двух шагах лежал он сам. Пусть муляж, манекен, кукла, мираж, голограмма… Или вариант будущего?
— Да, редкое зрелище, — сказал Веселов, проглотив комок, вставший в горле. — И что дальше?
— Замена, — сказал близнец в халате. — Он там, ты — здесь.
И больше не отвечали. Он сам по привычке болтал, заполняя словами пустоту, изгоняя страх и неуверенность. Напряженно искал выход. Выхода не было, что подтверждала надпись над дверью.
Должно быть, прошло не больше трех
Жестокий озноб потряс автобус, задребезжали плохо закрепленные стекла, оглушительно хлопнула крышка люка на низком потолке, торможение было таким же резким, как и старт; близнецы не шелохнулись, словно слившись с сиденьями; Веселов не удержался на ногах и больно ударился о никелированную стойку.
— Черт! — вырвалось у него. — Ну и техника!..
Мотор приглушенно забулькал, словно пузыри лопались на воде — реже и реже. Заглох. Стена тумана стала рассеиваться, белое вытеснялось зеленым и голубым, и сквозь запыленное стекло Веселов увидел, что за краткие минуты он успел перенестись не только в пространстве, но и во времени.
Была тайга и было лето. Нехоженая густая тайга и середина июня, время летнего солнцестояния. Буйно росли жарки, еще не отцвели ветреница и медуница, тени от деревьев короткие, значит — полдень.
Со скрежетом, нехотя, сам собой, повернулся рычаг, приоткрылась дверь, зависнув на ржавых петлях; близнецы не шевелились; не дожидаясь приглашения, Веселов распахнул дверь пошире, вдохнул чистый пахучий воздух и спрыгнул на поляну.
Его никто не ждал. Точнее, поляна была безлюдна. А еще точнее, — не поляна, а пологий берег таежной речки. С одной стороны он круто уходил вверх на лесистую сопку, с другой незаметно опускался в воду. За быстрой рекой, накрепко вбитая в землю, стояла скала с редкими деревьями, вросшими в щели. А за скалой — еще река. Под острым углом обходя гранитный клин, они сливались в одну, широкую.
Никто не вышел вслед, он обошел автобус, в реке плеснула рыба, он вздрогнул, глубоко вздохнул, попрыгал на одном месте, расслабляясь, прогоняя тревогу. Скинул пальто, шапку, шарф прямо на траву, убежденный в том, что больше не оденет их. Здесь, за этой чертой, лето уходило в вечность, откуда ему уже не вернуться.
Жарко, пришлось разуться, стянул и рубаху, с облегчением умылся, закурил, неторопливо оглядываясь. Жужжали шмели, стрекотали кузнечики, пели птицы…
Шло время, или только казалось, что шло, солнце зависло в одной точке, как большая осветительная ракета, как огромный «юпитер», тени не двигались, далекая птица кружила над стрелкой…
«Да это же он», — понял Веселов и, сидя на берегу, привычным усилием раздвоил сознание. Он оставался здесь, на земле и в то же время ощутил упругий ветер в крыльях, и увидел немеряное пространство под собой, и самого себя, смотрящего вверх, — маленького, на берегу реки.
Он, бамул, описывал неторопливые круги над тайгой и кричал попеременно то левым, то правым горлом, призывая родичей своих, миллион лет назад исчезнувших бесследно
Он, Веселов, теперь знал его тайну. Отсюда, из туннеля времени, одинокая птица была заброшена случайно в чужой век, где лишь смутная память о странном орле жила в легендах и геральдических знаках. Ищет она и не может найти свою погребенную родину.
Оба они, бамул и Веселов, ощутили свою потаенную связь, ибо он, человек, тоже мечется по земле, возвращаясь к истокам, в напрасных поисках выкорчеванных, сожженных и развеянных пеплом корней своих.
Нет, не напрасных… Ибо лишь осознав себя одной из ступенек бесконечной лестницы, ведущей от первой живой клетки к неизведанным горизонтам грядущего, ощутишь бессмертие свое, единственное и реальное, и отринешь ложь истин, лгущих о воскресении, и не устрашишься будущего, каким бы оно не было.
Отсюда, между облаком и землей, он увидел, как заколебался горячий воздух над скалой, тяжелыми волнами скатываясь к рекам; заклубился, еще невидимый с берега, готовый сгуститься и принять неведомые пока формы.
Подчиняясь воле человека, бамул спустился ниже. Четыре зорких глаза наверху, два — внизу, картина была путаная, словно наложили одну на другую две киноленты.
Сверху — очертания автобуса затуманились; снизу — беззвучно, как восковая коробочка над свечой, стала проваливаться крыша, оседать кузов, мутными лужицами растекаться по траве шины, фары, все то, что только что было автобусом. И сквозь эту муть, деформацию, бесследно исчезающие формы все яснее и четче проступали близнецы. Четверо стояли, один лежал. Четверо живых, один мертвый, но жизнь четверых была столь же условна, как смерть пятого… Реальными были жизнь и смерть одного Веселова, — повернувшегося лицом к лицу к своим «братьям».
Сверху — посредине скалы туман быстро набирал черноту, втягиваясь замедленным смерчем в невидимую пока дыру. Задрожал воздух, искажая очертания деревьев; смерч застыл, растекшись по стенкам черного, словно обсидианового жерла, уходящего отвесно вниз, в глубь скалы. И тотчас же оттуда, из глубины, стал выступать колеблющийся мутнорадужный пузырь, разрастаясь и захватывая собой скалу, сползая по ее отвесным бокам к рекам, надвигаясь на берега, поднимаясь все выше и выше.
Снизу — без звука, неощутимо наплывала радужная, как мыльная плёнка, стена. Веселов развернулся вполоборота, не теряя из виду близнецов, стоящих неподвижно, на всякий случай пошире расставил ноги, наклонил корпус к реке и невольно задержал дыхание, когда пленка беззвучно лопнула, натолкнувшись на него, и тут же срослась за спиной, пропуская сквозь себя близнецов и поднимаясь вверх по склону сопки. Мгновенная боль, вспышка перед глазами, все…
Веселов уже знал, что это такое. Пространственно-временной барьер, карантинная зона, отделяющая полусферой земное от неземного, полупроницаемая мембрана, впускающая внутрь себя все живое, но не выпускающая никого и ничего. Даже время.
Бамул не знал, что надвигается на него с земли; он помнил, что каждый год повторялось это, и он, инстинктивно страшась неведомого, взлетал выше и выше, кружась над куполом и не смея прорвать его неосязаемую оболочку. Вот и сейчас он сильнее взмахнул крыльями, хрипло закричал и стал набирать высоту. Панорама тайги раздвинулась, сверху было видно, как купол замедлил свой рост и замер, туго натянутый.