Двойная честь
Шрифт:
– Что это такое?
Минуту ей никто не отвечал: государь и стражники глазами шарили по комнате. Внезапно Мартен торжествующе выкрикнул «ага!» и схватил злополучный плащ из зеленого бархата, что валялся за диваном, там, куда его швырнул Корт. Майя чуть слышно скрипнула зубами: о плаще позаботиться стоило бы ей, но в этом жутком переполохе она совсем потеряла голову и забыла об осторожности.
Лорд Исидор, сдвинув брови, глянул на Аврору и промолвил, еле-еле сдерживая львиный рык:
– Дочь, где он?
Аврора, еще сильнее стиснув зубы и губы, будто невзначай шагнула к окну.
– Туда!
Почти все, кто был в покоях, кинулись к окну. Аврора же, невольно прижав руку к груди, к замирающему сердцу, увидала, как затаившийся убийца, пользуясь тем, что стража отвлеклась на окно и совершенно не смотрит в сторону дверей, буквально упал из схрона на пол, дернул верный шнур под мышку и кинулся бежать в коридор. Бесшумно, стремительно, не как человек, а как тень человека. Лишь тяжелые портьеры, обрамлявшие дверной проем, беззвучно колыхнулись от его молниеносного движения – и все.
– Вот так! – выдохнула Майя, не сдержав радости: она тоже следила за манипуляциями Корта и восхищалась…
* * *
– Мы никого не видели, ваша милость! – заверили Исидора лучники, бывшие во дворе и следившие за окнами замка.
Теперь император не стал сдерживать разъяренного зверя, который рвался из его груди наружу. Он зарычал, засверкал глазами, обернувшись к девушкам. Вытянувшаяся в струну Аврора выдержала этот взбелененный взгляд. Странно – ее страх пропал. Зато появилось огромное желание все делать не так, как угодно отцу. Она решила, что будет молчать. Как бы он ни бесновался. Ни оправданий, ни объяснений, ни слез, – ничего он не дождется…
Исидор понял. В одну секунду понял, что теперь перед ним не дочь Аврора, а непрошибаемая стена. И не стал тратить драгоценное время на эту стену. Его глаза, полные лютого гнева, впились в Майю.
– Ах ты змея! – вот такое, со звериным рычанием, досталось рыжей девушке от императора.
Она не успела сообразить, что делать. Она даже не предполагала, что последует за этим злым возгласом. А лорд Исидор, выкрикнув оскорбление, бросился на Майю и большими, длинными, сильными пальцами, привыкшими к тяжелым мечу и секире, ухватил девушку за шею. Государь поднял ее над землей (какой же легкой она оказалась), и Майя забила ногами в воздухе, часто-часто, будто пойманная рыба – хвостом. Трепетали, шелестели юбки из дорогого шелка, и в этот миг Майя их возненавидела. За то, что они мешали ей ударить душителя коленкой. Девушка, широко раскрыв рот, пыталась нормально дышать, но не выходило. Не для того лорд Исидор жал ей горло, чтоб позволить дышать.
Майя впилась ногтями в запястья противника, попыталась все-таки согнуть ногу в колене и отпихнуть лорда, но юбки… эти подлые юбки… и модные невесомые башмачки из мягкой кожи… тоже предатели. Это в тяжелых и грубых ботинках удар ступней в живот врага принес бы нужный результат.
Воздуха не хватало. Звенело в голове, темнело в глазах. Никто, никто ей не поможет…
Было странно, но в этот миг Майя увидала всю большую комнату целиком. Застывших в изумленном ужасе воинов, Аврору, Меку. И вдруг вспомнила о Донне, вспомнила его рассказ о фонтане Роз.
«Я еще живу! Я хочу и буду жить!» – пронеслось в голове девушки.
Она еще кое-что вспомнила. Последней искрой сознания.
Ее правая рука оставила в покое запястье императора, который, злобно скалясь, волок свою жертву к распахнутому окну, намереваясь после удушения выкинуть тело «змеи» во двор. Ее правая рука скользнула под юбки, к согнутой в колене и подтянутой повыше ноге, и нащупала там такую знакомую и такую родную в этот миг рукоять одного из голенных ножей. Один Майя оставила и носила, снимала лишь на ночь и брала в постель, укладывала под подушку. Она не могла представить себя без какого-либо оружия. И сейчас поняла, что поступила правильно.
В этот момент откуда-то из глубин коридоров послышался истошный крик «Вот он! Держи его!» Видимо, убийца все-таки столкнулся с кем-то из стражи.
Рука Исидора, убивающая Майю, чуть дрогнула, он крикнул Мартену и остальным: «Все туда! Брать живым!» И очень быстро в покоях наследницы престола стало просторнее: стражники, толкаясь и грохоча, побежали выполнять приказ государя.
И вот теперь рука Шипа Майи с опасным металлом в ладони взметнулась к шее императора.
Сил у погибающей оказалось много – нож вонзился Исидору под левое ухо чуть не по самую рукоять. Лорд ахнул, и с этим звуком из его рта вылетело облако кровавых капель, оросило посиневшее лицо Майи, одарило ее щеки яркими и крупными, ужасными «веснушками».
Император Твердых Земель выпустил свою жертву и схватился руками за шею, за рукоять ножа, который остался в ране, и повалился на бок, заливая алой кровью пол и шелковые юбки Майи. Девушка тоже упала, навзничь и с хрипом, сипом, жадно, спешно потянула в горло, в легкие спасительный воздух, который теперь пах не только розами, но еще и свежей кровью. Но каким же сладостным он ей показался…
Аврора хотела закричать – не вышло. Ее горло занемело, будто его тоже сдавила чья-то могучая рука, только невидимая.
В чувство Аврору привел слабый звук падения еще одного тела – позади с легким шорохом обсела в обморок Мека.
– Папа! – закричала, обретя голос, Аврора и кинулась к отцу.
Он еще жил, но не мог говорить. Мог только смотреть. Огромными, ошеломленными глазами. На белое, залитое слезами лицо дочери. Лорд Исидор не ждал такой смерти.
– Па-па, – повторила уже тише наследница, протягивая руку к его испачканной кровью щеке. – Прости, прости, – зашептала быстро-быстро, обнимая отца, кладя голову ему на грудь. – Из-за меня… все из-за меня…
Все, что успел сделать император перед смертью, это положил окровавленную ладонь на голову дочери и погладил ее. Что бы там ни было, он любил свою капризную Аврору и был готов ей все всегда прощать. Даже нынешнюю выходку…
* * *
Корт несся по коридору, беззвучно и быстро перебирая ногами в мягких сапогах, и старался не попадаться в явные пятна света, которые отбрасывали на каменный пол фонари. Он не был твердо уверен, что бежит правильно – к выходу, но стоять на месте в сложившейся ситуации он считал наиболее худшим вариантом поведения.