Двойная страховка
Шрифт:
– От меня! От кого же еще?!
– А кто вы такой, черт возьми?
– Я? Представитель закона!
– Откуда нам это знать?
– Как откуда?
– Вы не представились, не предъявили обвинения. Вы вообще не арестовывали его!
– Что вы такое несете! – зарычал Лисман.
– Давайте вспомним, как все происходило. – Я так ясно представил себе ничуть не смущенное лицо Берты, что даже в моем положении улыбнулся. – Вы появились в квартире Элси, важный и надутый как индюк. Соблазнившись бифштексом, решили пообедать. Перед едой, вспомните-ка, объявили
– Он знал об этом, – возразил Лисман. Но в голосе лейтенанта уже не было уверенности, да и грозовых раскатов поубавилось.
– Ерунда! – отрезала Берта. – Я не изучала право, а Дональд Лэм изучал. Существуют определенные формальности, их надо соблюдать. Чтобы арестовать человека, следует взять его под стражу – буквально или фигурально, объявить, что ты представляешь закон, выдвинуть против него обвинение.
– Я этих принципов не нарушал, – с досадой сказал лейтенант.
Берта засмеялась.
– Рассмотрим-ка данный случай с юридической точки зрения. Опытные адвокаты раздерут вас в клочья перед присяжными, расписывая, как вы «исполняли» за бифштексом свои профессиональные обязанности. Газеты с удовольствием прокомментируют: «Лейтенант чертовски проголодался и так увлекся обедом, что прозевал подозреваемого. Тот сбежал, пока офицер поглаживал пузо и скалил зубы!»
Лисман замолчал. Берта продолжала обличать его с такой яростью и сарказмом, что я посочувствовал бедолаге.
– Спектакль! – воскликнула Берта. – Офицер полиции вымогает обед у стенографисточки и проваливается с арестом коротышки, который ускользает у него из-под носа! И вы еще осмеливаетесь обвинять меня и мою стенографистку в соучастии! Собираетесь привлекать меня к ответственности… Не-ет, вы будете держать язык за зубами. А если я услышу, как вы чирикаете, – тут же обращусь к газетчикам. Пораскиньте-ка мозгами, подумайте об этом на досуге.
Берта дернула дверцу машины и утвердилась за рулем.
Лисман кашлянул. И это был единственный звук за все то время, пока Берта влезала в машину и включала зажигание.
У Берты отвратительная привычка резко сбрасывать и повышать скорость. Не знаю, как она вообще ухитрялась вести машину. Педаль сцепления и педаль газа пребывали у нее в постоянном конфликте, но машина тем не менее двигалась, хотя и сопротивлялась шоферу.
Вот и сейчас машина задергалась, как припадочная. Меня подбросило в багажнике. Но машина, видно, пристроилась к потоку транспорта. Неизменные толчки и рывки указывали на это.
Я терпел до тех пор, пока Берта, судя по ритму толчков, не свернула с магистрали на относительно спокойную улицу. В своей норе я, шаря рукой вокруг себя, нащупал гаечный ключ. Принялся ритмично постукивать им снизу по крышке багажника.
Машина подпрыгнула, вильнула (значит, подъехали к тротуару) и остановилась. Я перестал стучать.
Берта вылезла из-за руля, обошла вокруг автомобиля.
– Зажарьте меня, – услышал я ее бормотание. – Готова поклясться, что спустила шина.
–
Машинально, не задумываясь, Берта рявкнула в ответ:
– Неправда! – Затем раздался долгий, удивленный вздох и восклицание: – Где ты прячешься, черт побери?!
Я не ответил, опасаясь любопытства случайных прохожих. Берта сама должна была догадаться. Ей потребовалось на догадку несколько секунд.
Берта взгромоздилась на сиденье и опять пустилась в путь. На этот раз она сделала несколько поворотов, убеждаясь, что за нами нет слежки. Затем, остановив машину, Берта выпустила меня, оценив мои действия следующим образом:
– Ну, с тобой не соскучишься, чертов ты крысеныш!
Я прошелся немного, расправляя затекшие руки, ноги, плечи.
Где же это мы приземлились? В небольшом переулке, в сторонке от суеты и движения бульваров. Неподалеку, в полутора кварталах от нас, мелькали огни – бульвары там.
Здесь было темно и тихо. Мой слух уловил тем не менее какое-то жужжание. Я навострил уши. Берта разглагольствовала вовсю:
– Ты слишком быстро перемещаешься в пространстве, мой милый, но они уже нашли для тебя уютную комнатку с решеткой, там тебе нельзя будет развить высокую скорость. Тюрьма плачет по тебе с тех пор, как ты осчастливил наше агентство! И по мне заодно, – саркастически добавила Берта, – раз я всюду таскаюсь за тобой. И тоже мчусь все быстрее, быстрее, быстрее…
Заметив, что я улыбаюсь, Берта от досады даже топнула ногой.
– Ты слишком далеко… умчалась, – сказал я успокаивающим тоном. – Поздно уже поворачивать назад. Садись в машину, поехали.
– Куда это?
– Навестим Корбина Хармли. Повезет – застанем его у себя. Если нет, изобретем какой-нибудь предлог, чтобы он пришел домой.
– Не слишком ли ты горячишься? К тому же ты ведь прокаженный с точки зрения закона. Знаешь что, Дональд? Я больше не хочу иметь с тобой дел.
– Не важно, что ты хочешь. Важно, что ты получишь.
– И получать не хочу. Ни цента!
– Хармли живет в «Альбатросе».
– Пусть хоть в Белом доме!
– Мы теряем время.
– Ладно, бери машину – и вперед! Я же уеду на такси. Завтра у меня рыбалка. И вообще, оставь меня в покое. Мне не нравится тюрьма, особенно изнутри!
– Одному ехать бессмысленно. Нужен свидетель. Мы с тобой уже сидим в грязи, вместе нам и вылезать.
Глаза ее гневно сверкнули.
– Всегда ты впутываешь меня в свои сомнительные дела, негодник!
– В конце концов, мы – партнеры. Половина агентства принадлежит тебе.
Я сел за руль.
Берта плюхнулась рядом со мной, тяжело дыша.
Глава 17
Можно было оторопеть при виде величественного, роскошного здания, со швейцаром, похожим на фельдмаршала, расторопными мальчиками-посыльными, снующими туда-сюда, в фирменных курточках. На воротничках вышито: «Альбатрос», на груди – миниатюрное изображение белой птицы. Надменный портье едва удостоил нас взглядом, выжидая, пока мы сами представимся.