Двойной без сахара
Шрифт:
Узкая дорожка разделяла поле надвое: по правую руку паслись лошади, по левую — коровы. Бросив машину на обочине, мы попытались отыскать хоть одного человека — напрасно: в воскресенье даже конюхи уехали в церковь. На вагончике, служившим офисом, не было написано даже номера телефона.
Лошади свободно прогуливались в поле — красавицы! Жаль, на таком расстоянии телефоном не сделать приличной фотографии, но я не рискнула поднять щеколду калитки — частную собственность в Ирландии никто не отменял. К тому же, напротив паслись коровы — эти беззаботные тушки родились настоящими моделями, но пока я выбирала
— Интересно, они приняли тебя за быка или корову? — Лиззи потянула меня за кофту достаточно настойчиво. — Сомневаюсь, что в этой дыре заборы под напряжением. Идем!
И мы пошли. Благо я заранее сумела запечатлеть бычью армию. Буду ли я рисовать быков? Кто знает, кто знает… Для начала расквитаюсь с поросятами Падди.
Я достала из кармана пакет с ирисками, которые
Лиззи купила для меня на заправке. В них сладость полностью уничтожила обещанный вкус виски. Мягкие, они липли к зубам, и отдирать их приходилось ногтями, что портило романтику предстоящей прогулки, а открывшийся нашему взору пляж поставил на романтике жирный крест.
Тонкую прибрежную полосу прорезали гряды квакающей грязи — зеленый мох подкрасил ее тут и там и напрочь изменил цвет воды на болотный. Небо, почти до линии горизонта покрытое белой ватой облаков, оттеняло вдалеке истинный цвет океана. А вот запах гниющих под ногами водорослей не уносил даже яростный ветер. Зато безжалостно рвал волосы, пробираясь между петлями шерстяных кардиганов. Мы сгорбились и глядели лишь под ноги, стараясь подобраться к откосу с двумя нишами, образованными остатками строения, напоминавшего кирпичной кладкой военные форты. Здесь ветер лишь гудел в ушах, и мы уселись прямо на засыпанный осколками камней песок. Лиззи раскрыла ладонь — по пути она набрала ракушек, каких я прежде не видела — одни с акварельными разводами сирени, другие белые с ржавым бочком, а другие серо-фиолетового насыщенного цвета. Будь у меня завтра урок с детьми, я набрала бы целую корзину. Их даже не надо раскрашивать, прямо лепи на пластилиновые основы.
Лиззи глядела вперед, ища отпечаток вечности на линии горизонта. А я смотрела на обнажившиеся под ногами камни, которые я сначала приняла за подгнившие деревянные балки — вот она, готовая подложка для портрета. И обе не испытывали желания нарушить молчание.
Наши плечи соприкасались, но прошло не менее десяти минут, прежде чем Лиззи обняла меня. Я с радостью опустила голову ей на плечо, ничего не сказав, будто любое слово разбило бы сейчас хрустальные стены единения, которые возвела вокруг нас природа.
— Do you fancy clam chowder with warm soda bread?
Горячее дыхание обожгло ухо, и я подставила губы для краткого поцелуя. Слишком краткого, словно я его украла. Из нашего укрытия просматривалась полоска пляжа с покрытыми сочно-зеленым мхом камнями. Вдалеке показалась фигура человека с собакой. Мы молча следили, как та растет и принимает очертания поджарого старичка в кепке. Еще издали он приподнял ее, приветствуя нас легким поклоном. Собака же даже ухом не повела в нашу сторону, стремительно летя вперед по грязной тропке. Лиззи не убрала с моего плеча руку, и я продолжала обнимать ее за талию.
Женщин редко кто подозревает в запретной близости. Право на легкие поцелуи в губы нам дает даже самое пуританское общество. Возможно потому на улицах Сан- Франциско глаз замирает лишь на целующихся мужчинах, которые будто бы в качестве протеста выставляют свои чувства напоказ. Лиззи на людях не позволяла себе лишних телодвижений, следуя то ли строгой школьной морали, то ли протестантскому воспитанию, то ли внутренней природе. Я была несказанно рада, что появление старика с собакой не отобрало у меня редкую возможность прижаться к мисс Брукнэлл, которую даже в мыслях мне всегда тяжело было назвать любовницей.
— Он возвращается.
Теперь Лиззи убрала руку, поняв, что старик отчего-то направил свои стопы в наше укрытие. Его тихий голос отскочил от стен и ударил нам в уши. Сказал, что мы не похожи на местных, потому он хочет сообщить, что вечером в деревне соберутся местные музыканты. Он будет рад увидеть нас там. Лиззи вежливо улыбнулась и приняла приглашение.
Перед походом в паб, мы зашли в рыбную таверну за супом из моллюсков, в котором я с удивлением обнаружила кусочки лосося. Ирландский шарм придавал ему кусочек темного хлеба, пресного, без вкраплений изюма и специй, но отлично подходящего к золотистому маслу, на которое Лиззи сейчас не смотрела косо. К вечеру мы обе ужасно проголодались.
— Во время студенческого похода это был наш привычный обед, — улыбнулась Лиззи, оплачивая счет, — и через неделю я думала, что никогда больше не возьму этот суп в рот. Это как в Париже на третий день начинаешь проклинать круассаны. А что начинаешь ненавидеть в Петербурге?
Я пожала плечами. Пышки? Но разве ими можно объесться?
— Я очень люблю «пышки», они отдаленно напоминают голландские пончики. Но ты же не ешь сладкое и жирное.
— Потому ты до сих пор не пригласила меня в Россию?
Мы уже шли по улице с магазинчиками, выкрашенными в кричащие цвета.
— Ты хочешь поехать со мной в будущем году?
Никогда прежде Лиззи не заводила разговор про Питер, хотя в отличие от Пола отпускала меня в Россию каждый год.
— В этот раз ты рассказала родителям о нас?
Даже в свете фонарей я увидела внимательный взгляд Лиззи. Разговор перестал походить на треп, за которым коротают время перед концертом.
— Понимаешь…
Слова давались с трудом. Стыдно было признаться, что отец страшный гомофоб, которого трясет даже от упоминания однополой любви в кино. Если б я только заикнулась, что состою в отношениях с женщиной…
— И ты будешь продолжать молчать?
Что я могла ответить? Да, у меня нет выбора… И зачем ему знать…
— То есть твоих родителей устраивает тот факт, что после развода ты так и не нашла себе пару? Это они воспринимают нормально? И то, что ты живешь в чужом доме на птичьих правах, им тоже кажется нормальным?
Откуда мне знать, что они воспринимают и как! Наверное, мы, русские, привыкли спокойно относиться к помощи со стороны. Во всяком случае, мать никогда не спрашивала меня, когда я планирую переехать?