Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914
Шрифт:
В. Питт с готовностью принял предложение о союзе и обещал выделить еще не существовавшей коалиции 5 миллионов фунтов стерлингов с 2 января 1805 года. К рассуждениям своего собеседника о высоких принципах он проявил полное равнодушие. По словам Ч. Вебстера, премьер «менее всего желал крестового похода будь то во имя конституционных свобод или республиканских вольностей», а хотел одолеть Наполеона на суше силами России, Австрии и Пруссии, да притом так, чтобы две последние державы «были в такой же мере против России, как и против Франции, хотя эта цель, естественно, не была раскрыта»[331]. Здесь сэр Чарлз констатировал ту степень доверия, с которой два двора, Виндзорский и царский, заключили друг друга в объятия. На рассуждения Новосильцева о судьбе Османской империи премьер-министр не реагировал – уж слишком
Дважды побитый венский двор рвался в союз, но на пути к нему пришлось преодолевать тяжелые завалы. Габсбурги хотели упорядочить германские дела к своей выгоде, упрочив в империи свое влияние к ущербу для Пруссии. Третьим игроком вступали князья, не желавшие терять самостоятельности; четвертым и самым могущественным – Наполеон, настраивавший фюрстов и против Вены, и против Берлина. Не зажили и раны австро-российских противоречий на Балканах. Вовлечь Пруссию на том этапе в союз не удалось, она собиралась остаться в стороне, надеясь выторговать у сражавшихся уступки.
Позиция Высокой Порты вызывала опасения: сохранит ли она верность договору? По здравом размышлении в Петербурге решили, что пока для паники нет оснований, «соединиться с Францией» Турция не может из-за отсутствия общей границы, которая у России с ней имеется, и на водных просторах господствует владычица морей. Посулы Г. Брюна звучали заманчиво, и намеки на Крым погружали в мечты. Но те же французы обращались к «потомкам Ликурга» с соблазнительными речами и сносились с сепаратистски настроенными феодалами, включая Али-пашу Янинского. Показателем позиции Высокой Порты стала проблема признания ею императорского титула Наполеона, о чем неустанно хлопотал Брюн, добившийся в конце концов успеха. Но, желая сохранить добрые отношения с Россией, турки пошли на заключение оборонительного союза с нею.
Первоначальный российский проект договора преследовал далекоидущие цели – приковать Порту к англо-российской коалиции и значительно расширить права христиан. Он предусматривал освобождение Ионической республики от турецкого протектората, признание независимости Черногории, упрочение автономии Дунайских княжеств, создание автономных государств в Сербии и, возможно, Греции, свободный проход российских судов через Проливы и закрытие их для кораблей других стран, размещение 10-тысячного отряда царских войск на Дунае. С химерами пришлось расстаться.
Подписанный 11 (23) сентября 1805 года пакт содержал взаимную гарантию владений, стороны обязывались помогать друг другу вооруженными силами или деньгами в случае нападения на одну из них. Статья 7 фиксировала их согласие рассматривать Черное море как закрытое и не допускать появления в нем посторонних военных или каперских кораблей. Так в международное право был введен важнейший принцип закрытости Черного моря для всех военных флотов кроме российского и турецкого.
Попытки Александра улучшить участь христиан потерпели полную неудачу. Селим заявил: «Предоставление райе привилегий и равенства в правах противоречит всем нашим политическим и религиозным принципам»[333].
Третья антифранцузская коалиция формировалась долго, натужно и по ухабам крутых противоречий. Австрия и Пруссия препирались из-за шкуры неубитого медведя, деля еще не завоеванные земли. Бонапарт соблазнял последнюю присоединением Ганновера, фамильного владения английских королей, что насмерть рассорило бы Пруссию с Великобританией. Короля Фридриха Вильгельма III вообще удалось втащить в союз лишь в ноябре 1805 года, уже после того, как австрийцы сдали крепость Ульм и распахнули перед неприятелем ворота для вторжения в свою страну. Экспедиционный корпус под командованием М. И. Кутузова оказался в критическом положении. Он, по словам А. Е. Чарторыйского, «не насчитывает и 70 тысяч человек и не сможет долго выдержать натиск победоносной армии Бонапарта численностью в 140 тысяч». Развязка наступила скоро. 2 декабря (20 ноября) в кровопролитной битве при Аустерлице (ныне – Славков в Чехии) русские и австрийцы потерпели поражение. Император Франц сразу же запросил мира. Явившийся к Наполеону не вовремя с ультиматумом прусский министр спрятал опасную бумагу в карман и заключил с ним союз. Третья коалиция распалась. На переговорах в Пресбурге (ныне – Братислава в Словакии) Австрия потерпела не менее сокрушительное поражение, нежели под Аустерлицем. Не последнюю роль в решении о поспешной сдаче сыграл «прусский фактор» – опасение, что берлинские хитрецы воспользуются занятостью Австрии на войне для решения немецких дел в свою пользу.
Вена признала все завоевания Бонапарта в Италии, согласилась на учиненную им перекройку карты Германии в пользу своих сателлитов. Австрия потеряла Венецию, Истрию, Далмацию, уступив их итальянскому королю, то есть тому же Наполеону, который стал непосредственным соседом Османской империи. Случилось то, чего пуще огня боялся царский двор. Чарторыйский счел, что Турция «отдана во власть Бонапарте»[334].
Россия осталась на континенте в полном одиночестве. Австрия залечивала полученные раны, Пруссия ждала подачек со стола победителя. Властитель Франции, Италии, Швейцарии, протектор Рейнского союза «и прочая, и прочая» взирал на плоды своего полководческого гения. О том, чтобы скрестить с ним мечи один на один, было страшно и подумать. Последовавшая мирная инициатива российского двора выглядела как-то несолидно, в Париж снарядили статского советника (то есть полковника на гражданской службе) П. Я. Убри. Его снабдили инструкцией, оставлявшей мало надежд на ее осуществление: остров Мальту отдать на хранение императору Всероссийскому, Ионической республике предоставить независимость, созвать конгресс для обсуждения «всего, что могло бы способствовать обеспечению независимости европейских государств». Наполеон в жизни своей не участвовал ни в одном форуме на равных со всеми прочими основаниях. Очевидная бесперспективность миссии рождает подозрение, что ее инициаторы хотели продемонстрировать свое миролюбие и показать общественности ненасытность «узурпатора».
Результаты поездки превзошли все ожидания – в том смысле, что подобного провала в Зимнем дворце все же не ожидали. Французы во главе с генералом А. Кларком выдвинули жесткую программу урегулирования: признание наполеоновских ставленников на тронах Неаполя, Голландии, Баварии, Вюртемберга и др., отказ от покровительства Молдавии и Валахии, и права прохода российских военных судов через Босфор и Дарданеллы[335].
Убри отказался обсуждать «странный проект», но, свидетельствовал сей чиновник, французское правительство «так наседало на меня, что я согласился подписать окончательный договор» 8 (20) июля 1806 года. По его условиям российские войска покидали Далмацию: Ионическая республика провозглашалась независимой без консультации с Турцией, ее формальным сюзереном, российский гарнизон на острове Корфу сокращался до 4 тысяч человек. По секретной статье неаполитанский король переселялся с Сицилии на Балеарские острова, принадлежавшие Испании.
В Петербурге, ознакомившись с подписанными Убри бумагами, ахнули. Он грубейшим образом нарушил данные ему инструкции. Договор хоронил всякую надежду на индемнизацию (возмещение) пострадавшим государям, а вместе с тем и расчеты на сохранение хотя бы пошатнувшегося равновесия сил на континенте, молчаливо признавалась вся система наполеоновского господства в Европе с покорными королями и князьями. России предлагалось удалиться от европейских дел и предоставить их решение Бонапарту. Придя в себя от шока, Государственный совет высказался против ратификации договора[336]. Прыткому не по разуму Убри предложили пожить в поместье для отдыха и размышлений.
Отношения с Францией были испорчены окончательно. Отечественная дипломатия принялась обхаживать прусского монарха с целью вовлечь его в коалицию, преодолевая его сомнения, колебания и страхи, и на сей раз успешно. В сентябре 1806 года Пруссия, а вслед за нею и Швеция, напуганные отнюдь не призраком французского всемогущества, примкнули к России и Великобритании. А в октябре прусская армия, еще овеянная славой побед Фридриха Великого, рассыпалась под ударами наполеоновских войск. Англичане сидели на своем острове. Россия вновь оказалась один на один с грозным завоевателем.