Дядя Ник и варьете
Шрифт:
Мы выпили «Собачьего носа», потом она принялась за пирог и спросила между двумя глотками, не переставая жевать:
— Как ты меня находишь? Только отвечай честно и откровенно. Что бы ты ни сказал, я не обижусь. Лишь бы это была правда. Честное слово, не обижусь…
Как это было похоже на Сисси — требовать откровенной оценки, в то время как она сидела совсем не прибранная, да еще с набитым ртом. Впрочем, когда она из кожи вон лезла, чтобы сравняться с такими, как Джули, то выглядела еще хуже. Я уже писал после первого знакомства с ней, что в своем стиле — мягком и безвольном —
— Ты говоришь о лице и фигуре?
— А о чем же еще? Я же не спрашиваю, гожусь ли в директора банка. Ну, говори.
По молодости лет я тут же раздулся от важности, так что мне и в голову не пришло, что не нужны ей никакие откровенные мнения, а просто захотелось услышать несколько приятных слов в свой адрес, чтобы не было так тоскливо и обидно. Я же пустился в рассуждении о том, что лицом она скорее мила, чем наоборот, а фигура у нее еще лучше, только я нахожу, что она не всегда умеет себя подать…
— Да уж ясно не так, как эта чертова мисс Джули Блейн! — сердито оборвала она. — Ясно, что классом пониже. Не считая того случая, когда Томми Бимиш спустил с нее шкуру… Да, да, Ник мне рассказывал. Он мне ведь кое-что рассказывает…
— Мне продолжать?
— И тогда она дала дёру от тебя, верно? А ты не догадываешься почему? После всего, что случилось, разве она могла глядеть тебе в глаза? Черта с два, только не она, царственная мисс Джули Блейн. Но если бы я столько времени с тобой спала, — не воображай, пожалуйста, что я ничего не знаю, — я бы не сбежала от тебя таким манером.
— Ну так как же, Сисси? — спросил я, стараясь держать себя в руках. — Продолжать мне или нет? Я ведь еще не сказал, какая ты добрая, внимательная и тактичная. Как ты стараешься не говорить того, чего не следует.
— Какой сарказм! — огрызнулась она.
В те времена в глазах таких девушек, как Сисси, слово «сарказм» было все равно что пощечина. Но, видя, что я только молча гляжу на нее, она вдруг сморщила лицо, обошла стол, глядя перед собой невидящими глазами, и в беспамятстве упала мне на руки.
— Ну-ну, давай-ка сядем, — пролепетал я, пятясь к своему единственному креслу. Я сел, а она опустилась на пол, положила мне руки на колени, прижалась к ним щекой и уставилась на меня.
— Я знаю, что я глупая, — начала она. — Но ты скажи, Дик, я тебе нравлюсь хоть капельку? Я такая несчастная. И просто не знаю, что мне делать. Теперь, когда мы с Ником живем отдельно, я ему почти и не нужна. Я-то думала, мне наплевать, все равно вернусь домой, к своим. Но и тут все пошло наперекосяк. Они не переменились, а вот я, видно, стала другой. После поездок с Ником, когда все тебе подают на тарелочке, и комнаты такие красивые, и лучшие ресторации, и все такое, понимаешь… А там мы восьмером в крошечной лачуге, и чуть что, все вопят как резаные поросята. А стоит мне открыть рот или искоса взглянуть, так они набрасываются, точно я деньги на панели зарабатываю. И не то чтоб им мои деньги нехороши — это только подавай! Я сама им нехороша. Так что дом, милый
Она встала.
Хорошо б я влип, если б было иначе!
— Верно, верно. Я многое понимаю куда лучше, чем ты. Но надо же мне хоть что-то иметь. Через два дома от нас живет парень. Он служит у бакалейщика, из себя ничего и одевается чисто. Он когда-то обмирал обо мне, говорит, что до сих пор обмирает, но теперь мне с ним скучно. Я всегда наперед знаю, что он скажет, — это не то, что Ник или ты. И сперва так легонько кашлянет, мне аж плакать хочется. Поцелуй меня, Дик. Нет, не так, по-настоящему поцелуй.
У меня было много причин не жаждать ее поцелуев, но, признаюсь, главным было то, что я не получал от этого никакого удовольствия. Однако на этот раз я не мог ей отказать, только сразу же мягко отстранился и старался держаться на расстоянии. Впрочем, у нее было уже другое на уме.
— Послушай, Дик, только скажи мне правду, миленький. Ник когда-нибудь говорил тебе, что хочет взять другую девушку на мое место?
— Нет, Сисси, его мысли заняты двумя карликами, а не двумя девушками.
— Ты скажешь мне, если он заговорит об этом? Прошу тебя, Дик… Ты должен сказать. А что ж мы не пьем? Вот джин, а где пиво? Надо приклеить собаке новый нос. Ты не вставай, скажи только где, я сама все сделаю.
Как и все молодые люди во все времена, я позволил ей ухаживать за собой, — она ведь сама предложила. Я набил и закурил трубку.
Сисси мешала джин с пивом и все время болтала, не закрывая рта.
— Ты слышал, какие у нас новости? Нет? Это все потому, что последнее время ты не больно-то нами интересуешься. И кроме того, Ник знает, что ты не жалуешь мистера Бознби. Я сама его не больно-то люблю, но об этом никто сроду не догадывался: я так и расстилаюсь перед ним, ведь он же наш агент. А ты потому ничего и не знаешь, что никогда словом не перемолвишься с этим грязным, вонючим стариком.
— Когда приходит Бознби, я вообще спешу удрать, — ответил я гордо. Но любопытство меня так и разбирало. — Если ты что-то знаешь — выкладывай.
— На, пей, голубчик. И будь здоров! — Мы выпили, и она снова уселась на пол, прислонившись к моим коленям. — Так вот, начать с того, что все мы, видно, получим двухнедельный отпуск. Мне все равно, куда поедет Ник, — на этот раз ему придется взять меня с собой.
— Он не захочет, Сисси. И на твоем месте я не очень бы напрашивался.
— Знаю, Дик. Это я так, болтаю. Он ведь всегда делает то, что хочет… — Сисси говорила без обиды, даже с какой-то гордостью. — Как бы там ни было, мы едем в турне со старой программой. Все те же, что и в прошлый раз, только номера пойдут в другом порядке. Ник сейчас это обсуждает вместе с Джо Бознби. Не знаю, кого они уже включили, но, наверное, попадутся милые люди. И мы снова месяцами будем вместе. Сначала в Ланкашире, — я его люблю, — премьера в Ливерпуле, только не помню когда, день еще не назначен. Вот и все новости, миленький, правда, хорошие, а?