Дьявол в руинах
Шрифт:
Но я говорю ему правду. Никакого беспорядка не будет. В то время как моя репутация известна трупами и кровью, на этот раз я не оставлю никаких улик.
Я буду как ночной вор.
Мне не нужен маскарад, чтобы отомстить. Мне не нужна маска, ведь я ношу ее уже слишком долго. Нет, настало время снять маску раз и навсегда.
История всегда повторяется.
Только на этот раз умоляющие глаза ангела не остановят мой клинок.
В день свадьбы Бриа я стану Красной Смертью.
Глава 9
КАКОЙ
Доминик
Поместье Кассатто огромно. Будучи одним из крупнейших и наиболее хорошо охраняемых комплексов в Пустоши, его крепостные стены ни разу не были взломаны. Интерьер главного особняка — роскошный и стильный: моя мать приложила руку к обновлению эклектичного вкуса покойной миссис Кассатто до более изысканного, в то время как в ее собственном доме все еще живет готический и тревожный шарм старого мира моего отца.
Поскольку Эленор проводит здесь большую часть времени с мужем, я взял на себя управление нашим домом. Я не видел причин обновлять особняк Эрасто; это единственное, что осталось от меня в преступном мире и до сих пор вселяет молекулу страха в сердца противоборствующих синдикатов.
Эти мысли роятся в моей голове, пока я стою в кабинете Кассатто. Кассатто, спиной к которому стоят его старшие члены клана, возвышается над своим огромным дубовым столом, упираясь руками в его поверхность для опоры.
— Где твои люди? — прямо спрашивает он меня.
Я поднимаю подбородок.
— В особняке, несут вахту. У меня была встреча с Люцианом Кроссом в доках, — честно отвечаю я. Я не сомневаюсь, что за моими передвижениями всегда следят.
Он хмыкает в знак признательности, не выглядя удивленным этой информацией.
— Кросс занимается торговлей, — говорит он, а затем подавляет кашель. — По этой причине братьев Лорелль видели сегодня выходящими из моего особняка?
Я с трудом сдерживаю рефлекс поправить его. Формально он владеет моим поместьем и всем, что связано с именем Эрасто. Это то, от чего отказалась моя мать в обмен на защиту Ндрангеты и списание долгов моего отца перед всеми организациями.
Я сцепил запястья за спиной и встал прямо.
— Верно, — говорю я. — Чтобы убедить Кросса подписать контракт, нужен еще один канал для сбыта товаров. Я веду переговоры об этом.
Не полная ложь, но и не вся правда. Всегда нужно иметь определенную долю правдивости, на которую можно опереться; так легче манипулировать. Создание собственных связей было частью основного плана, но появление Люциана перечеркнуло эту возможность. Но Кассатто не волнует распространение мелкого оружия. Меня вызвали сюда по другой причине.
Эта причина становится известна, когда двое его солдат затаскивают на руках бьющегося и стонущего человека. На голове у него мешок, а запястья связаны пластиковыми кабельными стяжками. Его
Они усаживают его в кресло перед столом и снимают с его головы потертый мешок. Несмотря на кляп, закрывающий нижнюю половину его лица, чтобы он молчал, и темные синяки, покрывающие его лицо, я узнаю его.
Не задумываясь, я делаю шаг вперед, и Кассатто окидывает меня суровым взглядом. Я останавливаюсь, услышав, как мужчины позади меня подались вперед.
— Он один из ваших, да? — спрашивает Кассатто.
Джино стонет под матерчатым кляпом, пытаясь повернуть голову.
— Я позаботился об этом, — говорю я, с болью сжимая кулаки за спиной. — Он был у меня…
— Я знаю, где ты его прятал, Доминик. — Кассатто подчеркивает свои слова, давая понять, что он в курсе всей ситуации со списанным товаром. — Мы так не поступаем с предателями.
Кассатто щелкает пальцами и указывает на шкаф у стены. Один из его парней спешит исполнить приказ, и я понимаю, что в результате один из нас — а возможно, и оба — понесет мучительное наказание.
Кассатто поднимается из-за стола, теперь он открыто пользуется тростью в частном доме. Он останавливается, чтобы встать и посмотреть на меня, а между нами встает обман.
— В Калабрии был только один способ справиться с предателем, который обманывает и лжет, — говорит он. Он протягивает руку, опираясь другой на трость, и в его открытую ладонь ложится стеклянная бутылка, наполненная прозрачным веществом. — Грязный, лживый рот предателя должен быть очищен. Так же, как очистить грязный туалет. Ах, туалеты, где я рос, были отвратительны, Доминик. Нам приходилось использовать сильную кислоту, чтобы отмывать пятна дерьма.
Мой взгляд устремляется на бутылку в руке Кассатто. Он протягивает ее мне.
— Разберись с предателем. — Он отдает приказ с темным блеском в усталых глазах.
Вызывающее острие зазубренного лезвия пронзает мою волю — стоять на своем и не подчиниться приказу Кассатто. Но не ради Джино.
Когда я принимаю кислоту, Джино стонет и пытается вырваться из кресла, но двое огромных мужчин цепляются мясистыми руками за его плечи и прижимают его к спинке. Один из них вырывает кляп, позволяя Джино вымолвить всего один слог из своей слабой мольбы, прежде чем ему разжимают рот.
Я слышу, как у него заметно отвисает челюсть, и, когда я обхожу его, чтобы встать над ним, на этот раз его мольбы о пощаде становятся настоящими. По его грязному лицу текут слезы, на бледной коже, не имеющей синяков, проступают капельки пота.
Бросив взгляд на Кассатто, я ставлю бутылку на край стола, чтобы снять пиджак. Я кладу его на стол, затем закатываю рукава рубашки по предплечьям, после чего откупориваю бутылку и свободной рукой зарываюсь в волосы Джино, удерживая его голову на месте, пока я вставляю горлышко бутылки ему в рот.