Дьявол
Шрифт:
На торги ушли недели, и Рори не имел никакого представления об итогах продажи. Достаточно сказать, что их седельные вьюки были тяжелы от серебряных долларов Марии-Терезии, португальских эскудо, испанских песет, английских гиней, золотых слитков, мешочков с золотым песком и широкого ассортимента необработанных изумрудов, бриллиантов и жемчужин. Он слишком устал, чтобы сделать окончательный подсчет, но знал, что получил больше, чем планировал Баба, гораздо больше.
Во время пребывания в Тимбукту Рори и Слайман делили грязную глинобитную хижину вместе с Мликой как с единственным слугой. Если когда-либо и существовало обиталище, лишенное всяческих удобств, то именно в нем они и жили. Зной был таким нещадным, что Рори переставил свою кровать на крышу, но даже там спать было невозможно
Затем, спустя целую вечность, все это хлопотное предприятие было закончено, и он присоединился к первому каравану, который шел через пустыню в Марракеш. Если путешествие в Тимбукту могло показаться испытанием, то оно было ничто в сравнении с долгим переходом через пустыню. В основном они двигались ночью, а днем спали, но гнетущее одиночество казалось бесконечным. В воображении его представали не пустыня с белыми песчаными дюнами, а грязь и камни, кремень и сланец; воображение рисовало внезапные штормовые порывы ветра, гнавшие тучи пыли, которые застилали солнце; возникали причудливые зубцы гор грязно-пурпурного базальта, который поблескивал, как расплавленный металл. В пустыне этой на большом расстоянии друг от друга находились колодцы, дававшие белесую солоноватую воду, и лишь иногда попадались оазисы с чахлыми пальмами и караван-сараем, где едва хватало места для верблюдов, не говоря уже о людях. Но Рори держался день за утомительным днем, почти не разговаривая ни с кем и не имея ни малейшего желания отвечать на вопросы.
Несмотря на то, что Млика был так же изможден, как и Рори, во время дневных привалов раб делал все возможное, чтобы Рори было удобно. Он воздвигал укрытия, спасая Рори от солнца, выкапывал углубления в грунте под размер тела Рори, вешал ноздреватый кувшин с водой при малейшем ветерке, чтобы хоть немного охладить солоноватую воду. Но он мало что мог сделать и страдал наравне со своим господином.
После того как они перешли через Высокий Атлас и спустились вниз в зеленый оазис под названием Марракеш, у них было время отдышаться. Здесь они расстались с караваном и нашли приют в кишащем клопами караван-сарае. Слайман сообщил Рори, что его могут принять во дворце эмира, но в грязных лохмотьях Рори не имел желания представляться, не осталось у него ни сил, ни честолюбия купить себе новую одежду. Он бросился на грязный пол караван-сарая, не обращая внимания как на грязную солому с верблюжьим пометом, так и на шлюху с потными подмышками, которая пыталась возбудить его. Он помнил, как отталкивал ее от себя, а потом спал всю ночь и весь следующий день и следующую ночь, пока наконец не проснулся с дурным привкусом во рту, с недельной щетиной на лице и телом в алых пятнах от укусов паразитов.
Настал вечер, Рори доковылял до вьюков и схватил два первых попавшихся халата, один для себя, а другой для Млики, и вдвоем они стали искать и нашли баню. Целый час он отмокал и парился, затем отдал свое тело во власть Млики для массажа и восстановления сил. Они вышли из бани, и Рори почувствовал себя почти человеком. Цирюльник, сидя на корточках в «Джина ель Фиа», побрил его при колеблющемся свете фитиля в блюдце с маслом, не переставая удивляться его русой бороде. Рори не осмелился развязать тюрбан, боясь, что его волосы вызовут еще больше восклицаний, чем борода, потому что теперь они выросли ниже плеч.
Чисто выбритые, вымытые и одетые в приличные одежды, они с Мликой впервые после отъезда из Саакса как следует поели: по блюду кускуса и горячий чай с мятой. Они нашли караван-сарай почище рядом с большой площадью, где они и провели несколько оставшихся дней, в течение которых приобрели лошадей, одели старика Слаймана в чистые одежды и подготовились к поездке в Танжер. Марракеш показался Рори просто очаровательным, и он часами просиживал в «Джина ель Фиа». Это походило на постоянную ярмарку, нескончаемый
Ему вновь захотелось женщину, но одного взгляда на грязных проституток с гноящимися болячками на лицах было достаточно, чтобы у него пропало всякое желание. Он уже так давно не был близок с женщиной, что мог потерпеть еще немного. Альмера ждала его в Танжере, и он тосковал по прикосновению ее прохладных рук.
Теперь, подъезжая к Танжеру, вместе с болью во всем теле он обнаружил всевозрастающую боль в паху. Альмера! Он так давно не оставался наедине с женщиной, что в нем скопилось болезненное напряжение. Прикосновение к теплому и нежному телу женщины дало бы ему больше отдохновения, чем многочасовой сон, а затем, после того как его тело опустошится, он уснет, как ему казалось, навеки.
Наконец-то лошади дотащились до ворот города. Надменные стражники попытались не пустить их, но Слайман произнес одно слово, и им разрешили проехать. Высокомерие стражников сменилось раболепством, и въезд их был отмечен низкими селямами, отвешиваемыми солдатами. Юноша с бросающейся в глаза темной кожей и в белоснежном халате, сидевший на корточках в углу у ворот, побежал к ним, размахивая руками и крича. Приблизившись к Рори, он сделал почтительный поклон и спросил, действительно ли Рори эмир Сааксский. Получив подтверждение, юноша схватил лошадь Рори за уздечку, а лицо его расплылось в широкой белозубой улыбке.
– Вот уже две недели, мой повелитель, как я сижу у ворот с рассвета до заката и жду вас. Это приказ повелителя Мансура. Он будет счастлив узнать, что вы приехали, потому что он очень беспокоился за вас. Слушайте! Я отведу вас к вашему дому.
Улицы были узкими и по щиколотку завалены вонючими отбросами, запачкавшими выбеленные стены грязными пятнами до уровня пояса, но Рори ни на что не обращал внимания. Взглянув назад, чтобы убедиться, что Слайман и Млика следовали за ним, он наклонился вперед в седле, целиком положившись на мальчика-проводника в лабиринте извилистых переулков, пока они не подъехали к глухой оштукатуренной стене, ничем не отличавшейся от остальных за тем исключением, что деревянные двери были только что покрашены, а бронзовые украшения на них начищены так, что блестели, как золотые.
Юноша заколотил в тяжелый дверной молоток, двери открылись, и Рори поймал взглядом журчащий фонтанчик, льющийся в бассейн, выложенный персидскими голубыми плитками. Он почувствовал запах цветов апельсинового дерева и предвкушал прохладу тенистых беседок, и тут он, как мешок с овсом, сполз в объятия Мансура и Тима. На плечах друзья внесли его через двери, затем прошли по плитам внутреннего двора и вверх по лестнице. Потом была комната, прохладная и темная, с покрытым шелковым покрывалом диваном и с мягким прикосновением рук Альмеры, снимающей с него потные одежды.
Ее чуткие пальцы ласкали его кожу, смачивая ее душистой водой, и хотя Рори живо реагировал на ее прикосновения и чувствовал волнительное набухание плоти, но усталость взяла свое, и он погрузился в сон. Сквозь сон он слышал ее тихие шаги из комнаты, слышал, как отворилась дверь и вошел Мансур. Его сознание сконцентрировалось на словах Мансура, восхвалявших содержимое его седельных вьюков, и Рори различил слова Тима, английские фразы которого странно звучали после обилия арабского языка. Слова дрейфовали где-то в пространстве, но он был слишком сонным, чтобы понять их смысл, а когда проснулся, в комнате было темно, горела лишь одна тонкая свечка на полированном бронзовом подносе рядом с его кроватью.