Дьявольская секта (Сборник)

Саган Франсуаза

— Мне тоже жаль, что я ляпнул подобную глупость, мистер Фаллон, — смущенно сказал Смит. — Похоже, у меня было временное затмение рассудка. — У меня осталось пять патронов: четыре дли них и один для меня. Постараюсь захватить с собой на тот свет как можно больше этих ублюдков.

— Ты прав. — Я взял со стола свой револьвер, думая о том, что у меня вряд ли хватит духа пустить себе пулю в висок.

— Следи за тем, что творится снаружи, Гатту верить нельзя.

Я опустился на колени рядом с Катрин. На ее щеках остались следы слез.

—

Мне жаль, что я сломалась, — прошептала она.— Но я сильно испугалась. Они на самом деле убили Рудецки и Фоулера?

Я кивнул и, вздохнув, добавил:

— И Пола тоже. Так мне сказал Гатт.

— О Боже! Бедняжка Пол! Он хотел так много — и все сразу! — воскликнула Катрин, и на глазах ее выступили слезы.

Я не стал ей рассказывать о том, каким образом Холстед намеревался добиться всего сразу. Мне не хотелось причинять ей боль. Пусть запомнит его таким, каким он был в молодости, когда она вышла за него замуж, — нетерпеливым, полным творческих планов и амбиций. Рассказать ей теперь всю правду о нем было бы слишком жестоко. И я просто сказал:

— Мне очень жаль, что так вышло, Катрин.

— Джемми, — коснулась она моей ладони, — у нас есть шанс.

Я взглянул ей в глаза и твердо сказал:

— Шанс остается всегда, — хотя в душе вовсе не был в этом уверен. Я встал и подошел к стоящему возле окна Смиту.

— Ну, что там происходит? — спросил я его. — Где чиклерос?

— Укрылись вон в тех домиках, — сказал он, — по пять-шесть человек в каждом. Если они начнут стрелять оттуда, пули прошьют стены нашего домика, как фанерный ящик.

— Можно преподнести им сюрприз, — посмотрел я на взрывную машинку, думая о том, сколько взрывчатки заложил Рудецки под домики и целы ли еще провода. В детстве, читая о неудаче Гая Фокса, я всегда очень огорчался из-за отсыревших фитилей, которые спасли в «пороховую ночь» английский парламент.

Тишину внезапно нарушил хриплый голос Гатта, доносящийся из мегафона:

— Уил! Ты готов к переговорам? Твой час истек, Уил! — Гатт гнусно рассмеялся: — Лови рыбку, или я порежу тебя на наживку!

Гул самолета перекрыл голос Гатта: постепенно нарастая, он перешел в рев, когда самолет оказался над нами. Я судорожно схватил взрывную машинку и повернул ручку на девяносто градусов. Мощный взрыв потряс все вокруг, Смит издал ликующий вопль, и я подбежал к окну. Один из домиков с чиклерос взлетел на воздух, от него осталось лишь бетонное основание. Из второго домика разбегались в разные стороны фигурки в белом. Смит начал стрелять по ним, но я сжал его плечо:

— Не трать попусту патроны!

Самолет снова пролетел над нами, и я задумчиво произнес:

— Любопытно, кому он принадлежит? Возможно, Гатту.

— Может, и нет, — сказал Смит. — Но какой сигнал мы ему подали!

Я от души надеялся, что отправил Гатта в преисподнюю.

3

В течение часа все было тихо, затем вновь затрещали выстрелы. Пули прошивали стены нашего домика, откалывая

щепки от обшивки, и мы прятались за бревнами и толстыми балками. Ясно было, что Гатт жив: без него и его подручных чиклерос не возобновили бы атаку. Гатт умел руководить людьми, у него было дьявольское упорство. Но чей, все-таки, это был самолет? Сделав пару кругов, он улетел на северо-запад.

— Интересно, куда подевались остальные чиклерос? — сказал Смит, выводя меня из размышлений. — По нам стреляют не более четырех. Во время взрыва погибло тоже четверо. Куда же подевались все остальные?

Катрин пряталась за бревнами, сжимая в руке револьвер.

Фаллон неподвижно стоял возле окна с дробовиком в руках, ожидая неизбежного конца.

В тридцати футах от домика лежал мертвый Фоулер. Ветер надувал на нем испачканную кровью рубашку и трепал волосы. Я проглотил подступивший к горлу ком и взглянул на руины Уаксуанока и кромку леса. Поднимался ветер. Верхушки деревьев плясали!, ветви раскачивались, разбрасывая листву. Небо на востоке почернело, затянутое тучами, время от времени их прошивали яркие молнии. Начался сезон ливней.

Еще одна пуля прошила домик, и щепка впилась мне в ногу.

— Откуда она прилетела, черт подери? — встревожился Смит, указывая на дырку в полу.

Я тотчас смекнул, в чем дело: чиклерос забрались на холм позади синота и обстреливали нас сверху. Ситуация осложнилась — ведь сверху мы не были защищены.

— Не хочешь ли выскочить наружу, Смит? — спросил я.

— Только не я, — упрямо ответил он. — Я умру здесь.

Через десять секунд пуля угодила ему прямо в лоб. Он отлетел в угол и упал на пол, так и не увидев человека, который его убил, и не узнав, как выглядит Гатт, приказавший, чтобы его убили.

— Вы можете выбраться отсюда, — сказал Фаллон, глядя на меня блестящими глазами. — Только поторопитесь!

В синоте им до вас не добраться. А я вас прикрою. Обо мне не волнуйтесь, я все равно уже мертвец. Но Гатту не взять меня живым.

Я схватил Катрин за руку.

— Быстро надевай акваланг!

Она влезла в гидрокостюм, и я помог ей надеть акваланг, после чего переоделся сам.

— Приближается буря, — сказал Фаллон, — ветер крепчает.

Он выложил все оружие на полу под окном и взял в руки винтовку.

— Убирайтесь же наконец! — воскликнул он. — Время идет!

Он повернулся к нам спиной и замер у окна с винтовкой в руках, готовый к последнему бою.

Я открыл дверь, отодвинув в сторону стол, и мы выбежали наружу. Катрин завернула за угол, я последовал за ней, но едва не упал от удара ветра, плотного, как стена.

У меня перехватило дыхание. Воздушные баллоны давили мне на плечи, быстро бежать я не мог. Катрин приходилось еще труднее. Нас легко могли подстрелить по пути к синоту. Я посмотрел вверх на склон холма: яростный холодный ветер гнул высокие деревья, словно стебельки, и мне вдруг пришло в голову, что засевшим там чиклерос пора спасать собственную шкуру.