Дьявольский вальс
Шрифт:
– Всем языкам язык. Разве вам не нравятся эти шестидесятибуквенные слова и умляуты? Грамматика просто умопомрачительная. Но мама помогает мне преодолевать трудные пассажи.
Я припомнил ее мать. Громоздкая и приятная, пахнущая тестом и сахаром. На пухлой белой руке – синие цифры.
– Заполучите себе карту ПП, – посоветовала Дженнифер. – Сплошное удовольствие.
– Не знаю, дадут ли. Ведь я работаю на другом конце города.
– По-моему, дадут. Просто покажите им ваш факультетский билет и уплатите взнос. За неделю оформят.
– Займусь этим как-нибудь попозже. Теперь некогда.
– Тогда конечно. Послушайте, на моем счету осталась масса времени. Мой декан хочет, чтобы я использовала его полностью, тогда он сможет просить увеличить компьютерный бюджет на следующий год. Если подождете, пока я окончу свою работу, то я потом поищу материал для вас. Мы отыщем все, что нужно знать о людях, которые передают «по доверенности» этот синдром своим детям.
Мы поднялись в помещение «Поиска и печати», расположенное на самом верху книгохранилища.
Поисковая система по виду не отличалась от терминалов, только что оставленных нами: компьютеры были установлены в отгороженных кабинках. Мы отыскали свободное место, и Дженнифер занялась поиском материалов о синдроме Мюнхгаузена, передаваемого другому лицу. Экран быстро заполнился. Список включал не только все статьи, что дала мне Стефани.
– Похоже, самый первый материал появился в 1977 году в журнале «Ланцет». Медоу Р. «Синдром Мюнхгаузена, переносимый на другое лицо: скрытая область жестокого обращения с детьми».
– Это основополагающая статья, – пояснил я. – Медоу – английский педиатр, обнаруживший этот синдром и давший ему название.
– Скрытая область... Тоже звучит зловеще. А вот список связанных с данным вопросом тем: синдром Мюнхгаузена, жестокое обращение с детьми, кровосмешение, диссоциативные реакции.
– Попробуем сначала диссоциативные реакции.
В течение следующего часа мы просеяли сотни ссылок, отобрали еще дюжину статей, которые, казалось, имели отношение к синдрому Мюнхгаузена. Когда мы закончили, Дженнифер отметила файл и набрала код.
– Это соединит нас с распечатывающей системой, – объяснила она.
Принтеры размещались в соседней комнате, две стены которой были разделены голубыми перегородками на кабинки. В каждой кабинке находился небольшой экран, щель для карточки, клавиатура и сетчатая приемная корзинка под горизонтальной прорезью длиной в фут, напомнившей мне рот Джорджа Пламба. Два терминала были свободны. На одном висело объявление: «НЕИСПРАВЕН».
Дженнифер, вставив карточку в щель, включила экран, затем напечатала буквенно-цифровой код и шифры первой и последней из отобранных нами статей. Через несколько секунд корзинка начала наполняться листами.
– Автоматическая сверка с оригиналом. Остроумно, да? – заметила Дженнифер.
– На основе программ «Мельвиль» и «Орион»? – спросил я.
– Это неандертальцы среди программ. Всего на ступень выше, чем картотека.
– Если бы ограниченная в средствах больница решила компьютеризировать поиск, могла бы она приобрести что-нибудь получше?
– Конечно. Намного лучше. Существуют тонны новых видов компьютерного обеспечения. Даже практикующий врач может позволить себе значительно лучшую программу.
– Ты когда-нибудь слышала о компании «БИО-ДАТ»?
– Нет, не могу сказать наверняка, но это ничего не значит – я не знаток компьютеров. Для меня это просто орудие труда. А почему вы интересуетесь? Чем они занимаются?
– Компьютеризируют библиотеку в Западной педиатрической больнице. Переводят каталог на программы «Мельвиль» и «Орион». Предполагалось сделать работу за три недели, но они сидят над ней уже три месяца.
– Такая огромная библиотека?
– Нет, вообще-то довольно маленькая.
– Если все, что требуется, – это поиск материалов, то с печатающим сканером работы на пару дней.
– А если у них нет сканера?
– Тогда они из каменного века. Это означает, что данные будут переноситься вручную. По сути, перепечатка каждой карточки. Но почему наняли компанию с таким примитивным оборудованием, когда... А, вот и все.
В корзинке лежала толстая стопка бумаги.
– Раз-два и готово, быстро и без головной боли, – похвасталась Дженнифер. – Когда-нибудь они смогут запрограммировать и сшивание листов.
Поблагодарив ее и пожелав всего наилучшего, я отправился домой с толстой стопкой документов, лежащих рядом со мной на переднем сиденье. Справившись о поступивших звонках у частной телефонной службы, просмотрев почту и покормив рыбок – выжившие японские карпы выглядели прекрасно, – я проглотил оставшуюся от вчерашнего ужина половину сандвича с ростбифом, запил пивом и принялся за домашнее задание.
Люди, передающие своим детям...
Спустя три часа я чувствовал себя крайне гадко. Даже сухая проза медицинских журналов была не в состоянии смягчить весь ужас картины.
Дьявольский вальс...
Отравление солью, сахаром, алкоголем, наркотиками, отхаркивающим, слабительным, рвотным, даже фекалиями и гноем, – все применялось, чтобы создать «бактериологически замученных детей».
Ужасающий перечень издевательств над младенцами и малышами постарше вызывал в памяти нацистские «эксперименты». Приводились истории о детях, у которых был вызван пугающе обширный ряд ложных болезней, – казалось, что можно сфабриковать буквально любой вид патологии.
Чаще всего преступницами являются матери.