Дьявольский вальс

Келлерман Джонатан

– Знать бы, кто плохие.

– Вот именно. Поэтому я и предложил проверить прошлое. По крайней мере, у главного подозреваемого.

– Тогда у матери.

– Проверим первой. А пока я тычу в клавиши, могу в виде премии поглядеть и других. Во всяком случае, это занятнее дерьмовых списков денежного содержания, которые мне подсовывают в качестве наказания.

– Что именно будешь проверять?

– Есть ли уголовное прошлое. Это ведь банк полицейских данных. Твоей приятельнице-доктору будет известно, что я занимаюсь проверкой?

– А что?

– Когда

я занимаюсь сыском, то предпочитаю знать условия работы. То, чем мы занимаемся, с формальной точки зрения незаконно.

– Тогда нет. Лучше не посвящать ее в эти дела. Зачем подвергать риску?

– Прекрасно.

– Что касается уголовного прошлого, – заметил я, – то должен тебе сказать, что Мюнхгаузены обычно являются образцовыми гражданами. Как твой чистильщик ковров. О смерти первого ребенка мы уже знаем. Она списана на счет синдрома внезапной младенческой смерти.

Майло задумался.

– По этому делу должно быть заключение коронера, но, если ни у кого не возникло подозрений, на этом все и закончилось. Посмотрим, что можно сделать, чтобы достать документы. Ты и сам бы мог это найти – проверь больничные архивы. Разумеется, не привлекая внимания.

– Сомневаюсь, что мне это удастся. Больница теперь совсем другая.

– В каком смысле?

– Намного больше охраны – меры безопасности.

– Ну что ж, – заметил Майло. – Здесь не придерешься. Та часть города стала по-настоящему опасной.

Он встал, отыскал в холодильнике апельсин и принялся чистить его над раковиной. Нахмурился.

– В чем дело? – спросил я.

– Пытаюсь придумать что-нибудь. Мне кажется, единственный способ разрешить такую проблему – это схватить подлеца за руку на месте преступления. Малютке становится плохо именно дома?

Я кивнул.

– Тогда единственный способ – наблюдение за их домом при помощи электронных средств. Скрытые аудио– и видеоприборы. Нужно постараться засечь, когда кто-то действительно пытается отравить ребенка.

– Игрушки полковника, – заметил я.

При этих словах Майло нахмурился.

– Да, именно такие штучки доставили бы удовольствие этому хрену... Ты знаешь, он переведен.

– Куда?

– В Вашингтон, федеральный округ Колумбия. Куда же еще? Новая контора специально под него. Корпорация с одним из тех названий, которые ничего не говорят о ее деятельности. Ставлю десять против одного, что живет на денежки правительства. Прислал недавно записку и визитную карточку. Поздравления со вступлением в век информатики и несколько бесплатных программ для подсчета моих налогов.

– Значит, знал, чем ты теперь занимаешься?

– Очевидно. Но вернемся к твоей отравительнице младенцев. И к установке «жучков» в ее доме. Без судебного ордера все, что ты с их помощью обнаружишь, будет недействительным в качестве улики. Но судебный ордер можно получить только на основании веских доказательств, а у тебя всего лишь подозрения. Не говоря уж о том, что дед – большая шишка и тебе нужно быть сверхосторожным. – Он дочистил апельсин, отложил, вымыл руки и принялся разделять его на дольки. – Это дело может быть очень печальным – пожалуйста, не говори мне, как хороша малышка.

– Малышка прелестна.

– Премного благодарен.

Я возразил:

– Но в педиатрических журналах сообщалось о паре случаев, произошедших в Англии. Там удалось записать на видеопленку матерей, душивших своих малышей. И всего лишь на основании подозрений.

– Записывали дома?

– В больнице.

– Огромная разница. И насколько мне известно, в Англии другие законы... Дай мне обмозговать это, Алекс. Поищу, что мы реально сможем сделать. А тем временем покопаюсь в местных архивах, в банке национального центра информации о преступлениях, на тот случай, если кто-нибудь из наших подопечных когда-то нашалил, – тогда мы сможем набрать достаточно материала, чтобы получить ордер. Старина Чарли отличный учитель – посмотрел бы ты, как я расправляюсь с этими базами данных.

– Ты-то сам не особенно рискуй, – посоветовал я.

– Не беспокойся. Предварительный сбор данных – это то, чем офицер занимается всякий раз, когда задерживает за нарушение дорожного движения. Если когда и копну поглубже, то буду поосторожнее. Родители жили где-нибудь еще, кроме Лос-Анджелеса?

– Не знаю, – ответил я. – На самом деле, сведений о них у меня немного, пора начать разузнавать.

– Ага, ты покопаешься у себя, а я у себя, – размышлял он вслух, сгорбившись над столом. – Они из высших кругов, значит, учились, наверное, в частных школах. А это будет не так уж просто.

– Мать, возможно, из обычной школы. Не похоже, что она родилась в богатой семье.

– Выскочка? Сделала себе карьеру?

– Нет, все гораздо проще. Он преподает в колледже. Так что она могла быть одной из его студенток.

– О'кей. – Майло открыл свой блокнот, – Что еще? Может быть, его служба в армии, может быть, офицерская подготовка – еще один крепкий орешек. Чарли наловчился взламывать некоторые военные досье, но там нет ничего особенного: всякие пособия ветеранам, перекрестные ссылки и подобная ерунда.

– Чем это вы там занимаетесь – шарите по банкам секретных данных?

– Шарит больше он, а я наблюдаю. Где преподает отец?

– В муниципальном колледже Уэст-Вэлли. Социологию.

– А мать? Работает?

– Нет, она все время с ребенком.

– Серьезно подходит к своим обязанностям, да? О'кей, давай фамилию.

– Джонс.

Он посмотрел на меня.

Я кивнул.

Он громко, словно пьяный, расхохотался.

8

На следующий день я прибыл в больницу в 9.45. Автостоянка для врачей была заполнена почти до отказа, и мне пришлось въехать на самый верх, чтобы найти место. Охранник в униформе стоял в тени перекрытий и, прислонившись к бетонному столбу, покуривал сигарету. Он следил за мной, пока я вылезал из своей «севиль», и отвернулся только тогда, когда я сверкнул в его сторону новым значком-пропуском, прикрепленным на лацкане пиджака.