Дым и зеркала
Шрифт:
— Я ценю.
— Не думаешь возвращаться?
— Не знаю.
— Как там твоя половина?
— Джейнис… — Он помолчал. — У Джейнис все хорошо.
— Я начала трахаться с нашим новым коммерческим директором, — сказала Гвен. — Пришел после тебя. Ты его не знаешь. Тебя нет уже полгода. Я хочу сказать, что остается делать девушке?
Регану вдруг пришло в голову, что больше всего он ненавидит в женщинах практичность. Гвен всегда заставляла его надевать презерватив, хоть он их терпеть не мог, и сама при
В висках у него застучало.
— А какая у вас там погода? — весело спросила Гвен.
— Жарко, — ответил Реган.
— Хорошо бы и у нас так. Дождь идет неделями.
Он сказал что-то о том, как ему приятно снова слышать ее голос. И положил трубку.
Реган проверил мышеловки. Пусто.
Забрел в свой кабинет, включил телевизор.
«…очень маленький. Вот что значит эмбрион . Но однажды она вырастет и станет большой. У нее будут маленькие пальчики на руках, маленькие пальчики на ногах и ноготочки».
На экране картинка: что-то красное, пульсирующее и размытое. Переход: женщина, рот до ушей, обнимает младенца.
«Некоторые из этих крошек вырастут и станут медсестрами, учительницами или музыкантшами. А однажды кто-то из них, возможно, станет президентом».
Вновь во весь экран розовое нечто.
«А вот это крошечное создание никогда не вырастет. Завтра ее убьют. А ее мама не считает это преступлением».
Он переключал каналы, пока не нашел «Я люблю Люси», прекрасный фон для чего угодно, и тогда включил компьютер и сел за работу.
Два часа он провел, отыскивая ошибку менее чем в сто долларов в представлявшихся бесконечными колоннах цифр, и у него начала болеть голова. Он встал и вышел в сад.
Ему не хватало сада; не хватало истинно английских лужаек с истинно английской травой. Трава здесь была жухлой, высохшей и редкой, а деревья как в научно-фантастическом фильме обросли испанским мхом. Он пошел по тропинке, пролегавшей меж деревьев позади дома. Что-то серое и гладкое скользило от дерева к дереву.
— Иди сюда, котик, — позвал Реган. — Иди-иди, кис-кис-кис.
Он подошел к дереву и заглянул за него. Кот — или что это было — убежал.
Что-то ужалило его в щеку. Он машинально хлопнул по ней и, опустив руку, увидел кровь и полураздавленного комара, дергающегося у него на ладони.
Вернувшись на кухню, налил себе кофе. Ему хотелось чая, но чай здесь был невкусный.
Джейнис вернулась около шести.
— Как прошло?
Она пожала плечами:
— Прекрасно!
— Правда?
— Правда.
— Мне
— Нужно удостовериться, что они не забыли в тебе инструментов?
— Типа того, — сказала она.
— Я приготовил спагетти болоньезе.
— Я не голодна, — сказала Джейнис, — и иду спать.
Она пошла наверх.
Реган работал до тех пор, покуда хоть что-то воспринимал. Тогда он поднялся наверх и тихо вошел в темную спальню. Разделся в лунном свете, бросая одежду прямо на ковер, и проскользнул в постель.
Он чувствовал рядом Джейнис. Тело ее сотрясалось, а подушка была мокрой.
— Джен!
Она лежала к нему спиной.
— Это было ужасно, — прошептала она в подушку. — Очень больно. Мне даже не сделали нормальную анестезию или хотя бы обезболивающего не дали. Сказали, если я хочу, они могут сделать укол валиума, но что у них больше нет анестезиолога. Доктор сказала, он не мог выдержать давления, и потом, это стоило бы дополнительно двести долларов, а никто не хочет платить… О, как же мне больно! — Теперь она рыдала, задыхаясь словами, словно их из нее вытягивали. — Как больно!
Реган встал с кровати.
— Куда ты?
— Я не хочу это слушать, — сказал Реган. — И не должен это слушать.
В доме было слишком жарко. Реган в одних трусах спустился вниз. Прошел на кухню, шлепая по линолеуму босыми ногами.
Дверка одной из мышеловок была закрыта.
Он поднял ловушку. Она была немного тяжелее, чем прежде. Приоткрыл дверцу, совсем чуть-чуть. На него уставились два глаза-бусинки. В буром мехе. Он снова захлопнул дверцу и услышал, как внутри ловушки кто-то скребется.
И что теперь ?
Он не мог ее убить. Он никого не мог убить.
От мышеловки повеяло резким запахом мышиной мочи, и снизу она стала мокрой. Реган осторожно отнес ее в сад.
На него повеял легкий бриз. Луна была почти полной. Он опустился на колени, аккуратно поставил мышеловку на сухую траву.
И открыл дверцу.
— Беги скорее, — прошептал он, смущаясь звуком собственного голоса на открытом воздухе. — Беги же, маленькая мышка.
Мышь не шевельнулась. Ему был виден кончик ее носа у самой дверцы.
— Ну же, — повторил Реган.
Лунный свет был таким ярким, что он отчетливо все видел, видел очертания предметов и даже тени, только цвета недоставало.
Реган пнул мышеловку ногой.
И мышь наконец шмыгнула наружу. Выскочив из мышеловки, она остановилась, повернулась и побежала в сторону деревьев.
Но вдруг снова остановилась. И посмотрела в его сторону. Реган был убежден, что она смотрела прямо на него. У нее были крошечные розовые лапки. Реган проводил ее взглядом почти с отцовской теплотой и задумчиво улыбнулся.