Дым и зеркала
Шрифт:
Саймон взял направление и поднялся.
— Не волнуйтесь, — снова повторил доктор. — Не так уж трудно это лечится.
Саймон кивнул и попытался улыбнуться.
И уже открыл дверь.
— Во всяком случае, это не такая гадость, как сифилис, — сказал доктор.
Две пожилых женщины, ожидавших в приемной, с удовольствием выслушали этот монолог и проводили любопытным взглядом Саймона, пока он шел по коридору.
И сгорал со стыда.
На улице, ожидая автобуса, Саймон думал: «У меня венерическое
Может, ему еще и в колокольчик звонить при ходьбе.
В автобусе он старался держаться подальше от других пассажиров. Он был уверен, что они всё знают (словно на лице у него были чумные отметины); и в то же время стыдился, что должен держать от них в тайне свою болезнь.
Вернувшись домой, он прошел прямо в ванную, ожидая увидеть разлагающееся лицо как в фильме ужасов, гниющий череп, покрытый пушистой синей плесенью, пялящийся на него из зеркала. Но вместо этого увидел розовощекого банковского клерка лет двадцати пяти, светловолосого и с гладкой кожей.
Он достал член и тщательно его осмотрел. Тот не был ни гангренозного зеленого цвета, ни белого как у прокаженных и выглядел обыкновенно, за исключением небольшой припухлости головки и прозрачных выделений, сочившихся из нее. И понял, что его белые трусы все вымазаны этими выделениями.
Саймон рассердился на себя, а еще больше — на Бога за то, что тот наделил его (что уж скрывать!) трипаком, явно предназначенным кому-то другому.
В тот вечер впервые за последние четыре дня он мастурбировал.
Он представлял себе школьницу в синих хлопковых трусиках, которая превратилась в женщину-полицейского, а потом — в двух и даже трех женщин-полицейских.
Было совсем не больно, пока он не кончил; в тот момент он почувствовал, будто в его члене вращается нож со сменными лезвиями. Словно он извергал из себя игольницу.
И тогда, в темноте, он заплакал, от боли ли, или по какой-то иной причине, которую сложнее определить, — этого он и сам не знал.
С той ночи Саймон больше не мастурбировал.
Клиника располагалась в мрачном викторианском здании в центре Лондона. Молодой человек в белом халате заглянул в карту Саймона и взял у него направление, и велел присесть.
Саймон сел на оранжевый пластиковый стул с отметинами от притушенных сигарет.
Несколько минут он сидел, глядя в пол. Затем, утомившись, уставился на стены и в конце концов — исчерпав другие варианты — на других пациентов.
Это все были мужчины, слава богу, женщин принимали на другом этаже, зато мужчин собралось более дюжины.
Лучше всего себя здесь чувствовали мачо со стройплощадок, которые явно посещали клинику в семнадцатый, а может, в семидесятый раз, и вид у них был самодовольный, словно то, что они подхватили, являлось доказательством их мужественности. Были там и деловые люди в костюме и при галстуке. Один из них, с мобильным телефоном, был совершенно спокоен, другой, прячась за «Дейли телеграф», краснел от смущения; были там маленькие мужчины с тонкими усиками и в заношенных плащах, то ли продавцы газет, то ли учителя на пенсии; толстый джентльмен из Малайзии, куривший сигареты без фильтра, одну от другой, так что огонек ни на мгновение не угасал. В одном углу сидела парочка перепуганных геев. Обоим было не больше восемнадцати. Судя по тому, как озирались, здесь они оказались впервые. И незаметно держались за руки, так крепко, что побелели костяшки пальцев. Им было страшно.
Саймону немного полегчало. Он уже не чувствовал себя таким одиноким.
— Мистер Пауэрс, прошу вас, — сказал мужчина за стойкой.
Саймон встал, чувствуя, как взгляды мужчин из очереди устремились на него, так как только что его назвали по имени и заставили всем показаться. У стойки его поджидал веселый рыжий доктор в белом халате.
— Следуйте за мной, — сказал он.
Они прошли по коридорам и наконец оказались у двери (к которой скотчем был прикреплен кусок плексиглаза с листком бумаги под ним, где фломастером было написано: Д-р Дж. Бенхэм) в кабинет врача.
— Я доктор Бенхэм, — представился доктор, не протягивая руки. — У вас, кажется, есть направление от вашего доктора?
— Я отдал его в приемном покое.
— А. — Доктор Бенхэм открыл папку, лежавшую перед ним на столе. Там была распечатанная на компьютере наклейка, на которой значилось:
РЕГ. 02 июля 90. МУЖ. 90/00666.L
ПАУЭРС САЙМОН
Род. 12 окт. 63. ХОЛОСТ.
Бенхэм прочел распечатки, глянул на член Саймона и протянул ему листок синей бумаги из папки. Сверху к листку была приклеена наклейка.
— Посидите в коридоре, — велел доктор, — за вами придет медсестра.
Саймон послушно опустился на стул.
— Они очень хрупкие, — сказал дочерна загорелый мужчина, сидевший рядом, судя по акценту, уроженец Южной Африки или Зимбабве. Во всяком случае, акцент был колониальный.
— Простите?
— Очень хрупкие. Венерические болезни. Только подумайте. Вы можете подхватить простуду или грипп, просто находясь в комнате с носителем инфекции. А для венерических болезней необходимы тепло и влажность, и интимный контакт.
Не для моей, подумал Саймон, но ничего не сказал.
— Знаете, чего я боюсь? — спросил человек из Южной Африки.
Саймон покачал головой.
— Что жена узнает, — сам себе ответил мужчина и замолчал.
Пришла сестра, очень молодая и хорошенькая, и увела Саймона, который проследовал за ней в процедурную. Она взяла у него синий листок.
— Снимите пиджак и закатайте правый рукав.
— Пиджак?
Она вздохнула.
— Я возьму у вас кровь на анализ.