Дюжина межгалактических мерзавцев
Шрифт:
Только этого мне не хватало, подумал я, и стал поспешно одеваться. В висках шумело. Дыхание перехватывало от страха. Неужели, он и есть тот самый убийца?
– Ну, что ты там возишься?
– Одеваюсь.
– Давай скорее…
Я огляделся, но понял, что защититься мне нечем. Остается надеяться на то, что телекин не допустит драки и убийства.
Дальше медлить было невозможно.
– Выхожу, – крикнул я – в коридоре больше шансов, что нас заметят.
Я нажал на сенсор, разблокируя замок. Шагнул в открывающуюся дверь и столкнулся с рангуном. Он деловито пропихнул меня в каюту. Растянул пасть в улыбке.
– Привет.
– Чего ты хочешь? – спросил я угрюмо.
Он оглядывался с таким видом, словно в его каюте не было все то же самое.
– Уютно.
Я был на таком взводе, что нервы не выдержали.
– Я говорю, чего тебе надо?! – проорал я.
– Ты чего орешь? – опешил рангун.
– Потому что все время думаю, а вдруг ты убийца и пришел, чтобы меня прикончить.
Рангун неожиданно смутился.
– Совсем даже наоборот.
– Как наоборот?! – опешил я. И тут до меня стало доходить.
– Понимаешь, – лохматый великан все еще мялся на пороге. – Они могли бы хотя бы пару андроидов класса «жена» доставить на борт. Но не додумались. А может, не захотели. Ты мне сразу понравился…
– Даже не начинай! – я выставил перед собой указательный палец. – Ты знаешь, что если начнется драка, тебя парализует.
– Почему драка? – искренне удивился Сивый. – Я же знаю, чем ты занимаешься. Думал, может, мы договоримся.
– Только женщины!
– Но здесь же их нет. – Прозвучало жалобно.
– И этот факт меня чертовски огорчает.
– Меня тоже.
– И вообще, у меня аллергия на шерсть.
– Серьезно?
– Да. А у шерсти аллергия на меня.
– Шутишь?! – рангун оскалился.
Тут мигнул и как будто померк свет. Сивый задумчиво глянул на потолок.
– С лампой что-то, – сказал он.
– Наверное.
– Ну, ладно, мы еще вернемся к этому разговору.
Он вздохнул, вышел из каюты, и через пару секунд я услышал, как его шаги тяжело загрохотали на лестнице.
Только этого мне не хватало, думал я, проклиная власти. Могли бы озаботиться специализированными андроидами. Из-за их непредусмотрительность, сапиенсы приятной внешности вынуждены испытывать дополнительные сложности.
Надо бы переговорить с капитаном об индивидуальной защите, решил я, все-таки мы с ним в хороших отношениях. Мне отнюдь не улыбалась перспектива постоянного дискомфорта, связанного с домогательствами лохматой обезьяны.
Я поспешно направился в каюту своего приятеля. Только там я чувствовал себя в безопасности. В отличие от остальных членов экипажа, лемуриец сохранял спокойствие. Иногда я размышлял о том, что подобное поведение, по меньшей мере, странно, и не является ли его ровное настроение четким указанием на то, что он и есть убийца.
Умник, как обычно, бодрствовал. Сморщив высокий лоб, он делал какие-то пометки в настенном компьютере.
– Ты что, совсем никогда не спишь? – спросил я.
– Есть в природе любых сапиенсов помимо очевидной для меня психологической, еще и явная физиологическая ущербность. Мы по природе свой несовершенны. И если, как утверждал Отец, мы созданы по образу и подобию Бога, то этого Бога точно тоже явно кто-то создавал. Или же мы только приблизительное его подобие, и вообще, не очень получились. Я совершенно не понимаю, почему лемурийцы так устроены, что обречены столько времени тратить на сон? Хотя согласно исследованиям нам и требуется меньше, чем людям.
– Ты не знаешь, зачем мы спим? – удивился я. На моей памяти Умник всегда знал ответы на все вопросы.
– Конечно, знаю. С научной точки зрения необходимость сна легко объяснима. Но я не желаю принимать такой порядок вещей. Проклятье, меня раздражает эта пустая трата времени.
Я заметил, что Умник, и вправду, выглядит излишне возбужденным.
«Как бы не вышел из себя», – подумал я.
– Вот потому тебе и надо спать, чтобы не раздражаться, – заметил я. – У меня была одна знакомая. Если не выспится – чистая фурия. С ней можно было даже не разговаривать. Сразу в крик, как полоумная.
– А когда выспится? – заинтересовался лемуриец.
– Когда выспится, тоже та еще стерва, – заметил я.
– Ха, таких знакомых у меня было хоть отбавляй. Лемурийские женщины очень вспыльчивы. И характер у них тяжелый.
– Никогда не общался с лемурийскими женщинами, – признался я.
– Неудивительно, – Умник смерил меня насмешливым взглядом. – Ты, конечно, знаешь, что инстинкт насилия у нас в крови. Иначе наша раса просто не выжила бы в той агрессивной среде, где она зарождалась. Наша исконная планета населена множеством хищных видов – это касается и флоры, и фауны. Чтобы защититься, мы веками вырабатывали в себе этот инстинкт. В отличие от вас и людей, мы не истребляли себе подобных в многочисленных войнах. Мы боролись за выживание своего вида. Каждый из нас должен был иметь ярость берсерка, чтобы сражаться. В нашем языке даже нет такого понятия, как война. Вся наша жизнь была войной. Воевать с себе подобными мы не умеем.
– А мы для вас себе подобные? – поинтересовался я.
Лемуриец внимательно посмотрел на меня.
– Нет. Вы – другой вид. Именно поэтому ни одна лемурийская женщина не способна на близость ни с кем, кроме представителя ее расы.
– Зато человеческие и креторианские женщины – самые красивые. Об этом все говорят.
Умник презрительно скривился:
– Много говорят о тех, кого можно оценить.
Это замечание меня порядком покоробило.
– Просто у вас другие традиции, – сказал я.
– Это ваши традиции почти утрачены, – ответил лемуриец. – А мы живем по законам, которые складывались веками. Они основаны на древних инстинктах и являются прямым их следствием.
– Вы – дикий народ, – констатировал я.
– Следование традициям – не дикость, а признак высокой культуры.
– Хорошо, когда гордишься своим происхождением, – заметил я осторожно. Последнюю фразу Умник выкрикнул так запальчиво, что я стал испытывать опасения, как бы в нем не проснулся древний инстинкт – тогда мне никакие высококультурные традиции не помогут.