Дюжина межгалактических мерзавцев

Егоров Андрей Игоревич

Я решил сменить тему.

– Как думаешь, Умник, – сказал я. – федерал найдет убийцу?

– Почему бы и нет, – ответил лемуриец. – Если, конечно, убийца раньше не найдет его самого.

Георг Дымов

В жизни есть много простых и доступных удовольствий. Например, после опасного рейса и нескольких бессонных суток принять ионный душ и вытянуться на воздушной койке. Или вернуться домой со службы, забраться в ванную с теплой водой и ощущать, как заботливые руки андроида класса «жена», ласково

намыливают тебе шею… и прочие места. Или когда подозреваемый после длительного допроса, вдруг начинает колоться и выкладывает всю подноготную – включая имена подельников и подробности совершенного преступления.

В той, другой жизни, несмотря на все тяготы федеральной службы, хватало светлых моментов. Я уже воспринимал ее, как нечто отдаленное и недостижимое. Как будто это даже не я проживал все славные моменты, а какой-то удивительный счастливчик. А я купался в этих воспоминаниях, представлял, что все это я. И завидовал ему. Нынешнее мое существование сделалось шатким и темным, будто я шагал глубокой безлунной ночью по подвесному мосту над глубокой пропастью.

Я бы отдал все жалованье за выслугу лет, лишь узнать, кто преступник.

Он все больше пугал меня, действуя непредсказуемо, но методично, уничтожая нас одного за другим. Без всяких видимых на то причин. После очередного убийства я убедился, что имею дело с серийным маньяком.

– Черт возьми! – Лео Глуц скривился. – Тот, кто это сделал, настоящее животное…

Я стоял далеко от трупа, но и меня замутило от подобного зрелища.

Картина преступления выглядела поистине чудовищно. Словно кто-то запустил руки в живот бородавочника, вырвал внутренности и раскидал их по каюте.

– Третий, – выдавил я.

– У нас в колонии часто кого-нибудь убивали, – заметил Сивый, – но как-то все беззлобно, можно даже сказать, по-доброму. И всегда за дело. А тут… Кошмар, да.

Глуц обернулся.

– У одного из ребят с головой явно не все в порядке, – сказал он. – Пропусти-ка. Пойду поблюю. И распорядись, чтобы Пузырь вышвырнул труп в мусоропровод.

Я порадовался, что всего лишь драил иллюминаторы – не хотел бы я быть могильщиком этого проклятого рейса.

– Поможешь ему, – распорядился капитан с порога.

Я опешил. Снова зачесались руки. Как же хотелось врезать ему на наглой роже. Но я отлично запомнил, как ощущает себя парализованный, и не горел желанием повторить печальный опыт, поэтому пробормотал: «Есть!», мысленно представляя, как следом за бородавочником запихиваю в мусоропровод труп Лео Глуца.

Работка нам предстояла та еще – настоящий адский труд. Надев резиновые фартуки, перчатки до локтей, заткнув ноздри ватными тампонами, мы принялись за дело – собирали зловонные потроха и складывали в пластиковые пакеты.

Когда с внутренним миром покойного фанатика было покончено, мы взялись за его бренную оболочку. Точнее, за пару конечностей бренной оболочки, и поволокли ее по коридору. Ох, и тяжеленной была эта туша!

Попутно я присматривался к Пузырю. Меня здорово насторожило, что в отличие от меня вернерианин никак не выказывает отвращения.

– Как ты себя чувствуешь?! – поинтересовался я.

Он пожал плечами.

– А что? – Работа бородавчанского могильщика не была для него в тягость.

– Ты ведь приносил этому уроду еду?

– Угу.

– И как ты с ним общался?

– Да я и не общался.

– Но ты же передавал ему пищу.

– Открывал дверь, швырял паек, и сразу же закрывал.

– А он?

– Все время пытался выбраться. Булькал что-то по-своему. Но я не пускал. Он сказал, гореть мне в аду. А оно видишь, как вышло. Он уже на том свете, а я живее всех живых.

– А не хотелось его по голове тюкнуть?

– Зачем это? – вернерианин насторожился.

– Как зачем? Чтобы не пришлось его кормить. Дышать с ним одним воздухом. Да мало ли что…

– Нет, никогда, – поспешно заверил меня Пузырь. – Я к убийству, вообще, отношусь очень отрицательно.

– Ну, да, убьешь кого-нибудь – и потом раскаиваешься. Так, что ли? – Я подмигнул вернерианину. – Мне можешь сказать все, как на духу.

Он вдруг выпустил из рук ступню бородавочника, похожую на большую ласту. И заорал на весь коридор:

– Не убивал я его! Не убивал! Ясно тебе?!

– Ясно, ясно, успокойся, – я улыбнулся, похлопал нервного вернерианина по плечу заляпанной слизью рукой. – Я так просто спросил.

– Меня тоже однажды так просто спросили, – пробормотал Пузырь. – А потом отправили в колонию.

– Бывает, – посочувствовал я. – Ты ногу-то бери, потащили, – и с удовлетворением отметил, что почти вся слизь с левой руки перекочевала на одежду вернерианина. Он умудрился ничего не заметить. Схватился за «ласту», и мы продолжили скорбный путь.

Всю оставшуюся работу мы проделали в тишине. Сделали дело и разошлись. Содрав с себя зловонные шмотки, я зашвырнул их в мусоропровод следом за трупом Отца. И направился в душевую.

Пузырь являл собой классический образ преступника-дебила. Такие типажи частенько встречались среди уголовников. Им не посчастливилось вырасти в среде сапиенсов, лишенных морали, и они, скорее всего, еще в детстве попали в дурную компанию. А там уже их научили воровать и грабить, а потом просто подставили, чтобы уйти от ответственности. Вряд ли этот недотепа стал бы специально кого-нибудь убивать. Хотя сбрасывать его со счетов я все же не стал бы. Среди арестованных нередко встречались натуральные кретины. Один с виду был улыбчивым добряком и я поначалу счел его безобидным малым, потом выяснилось, что он подкарауливал в парке прохожих, бил их по голове железной битой и забирал все, что у них было с собой. В связи с переизбытком физической силы и недостатком интеллекта негодяй не разбирал, кого бить – крохотных женщин или крепких мужчин. На этом и погорел. Одна из жертв оказалась спортсменом – тяжелоатлетом, да еще и рангуном по расовой принадлежности. Удар по темечку не возымел никакого эффекта, после чего преступник был скручен и направлен в ближайшее отделение…