Дюжина межгалактических мерзавцев

Егоров Андрей Игоревич

– Ах, этого, – вернерианин помотал головой. – Нет, не убивал. Я, вообще, не люблю убивать, – поделился он. – Жалко мне их.

– Напрасно ты отпираешься, – заметил я, – подумай о том, что чистосердечное признание может облегчить твою участь. – Я направился к выходу из каюты. – И помни, – сказал я напоследок. – Мне все известно. Так что от наказания тебе не уйти.

Тот же вопрос с подковыкой я задал сириусянину.

– Я никого не убивал! – вскричал он.

– Будешь придерживаться той же версии?

– Какой еще версии?! – заверещал

Крыс. – Нет у меня никакой версии.

– А как же зеленые сапиенсы?

– Сапиенсы?! Какие сапиенсы?!

– Как?! – опешил я. – Ты же говорил, что видел на борту странных зеленых сапиенсов?

– Да, говорил. Со мной бывает. Я, между прочим, несколько лет лечился, чтобы не видеть странных зеленых сапиенсов.

– Прекрасно, – пробормотал я, достал блокнот и принялся вымарывать запись. Расследование снова зашло в тупик. – Если я узнаю, что ты намеренно пытался пустить следствие по ложному следу! – угрожающе сказал я. – Окажешься на том свете раньше остальных.

Сириусянин издал странный булькающий звук.

– Ничего не могу с собой поделать, – поведал он. – У меня видения и маниакальный психоз.

– Это все?

– Конечно, нет. Время от времени я начинаю задирать окружающих. Дразнить их. Ругаться с ними. Это истерическая реакция. Когда у меня есть лекарства, такое не происходит.

– У тебя есть какие-нибудь таблетки?! – насторожился я, вспомнив о силовых стимуляторах.

– Нет у меня никаких таблеток, придурок! – выкрикнул сириусянин. – Я же сказал, что из-за отсутствия лекарств, я начинаю впадать в патологическое состояние.

Он вдруг с ужасом уставился мне за спину. Я резко обернулся. Но там никого не было.

– Показалось, – пробормотал Крыс и вдруг впился тонкими пальцами мне в руку и зашептал: – Я уверен, что знаю, кто мог его убить!

Я начал закипать, но виду не подал. Не стоит пугать раньше времени истерика и психопата, если он может дать ценную информацию.

– Я тебя внимательно слушаю, – отчеканил я.

– Это я, – сообщил сириусянин, – я мог его убить!

– Ты?

– Я. Вы помните, что было в ту ночь, когда убили Провокатора?

– Конечно.

– А я не помню. Совсем не помню… – Крыс закатил глаза, заломил маленькие ручки. – Зато я отчетливо представляю все время, как отрываю ему хвост. Не правда ли, это странно?

– Ты? Хвост? – я недоверчиво поглядел на этого тщедушного хмыря с треугольной мордой. – Не думаю.

– Вы меня недооцениваете! – возмутился он. – Я способен на такое… на такое…

– Ладно, – согласился я устало, – будешь меня первым подозреваемым в списке.

– Но я же не нарочно, – испугался сириусянин. – И пожалуйста, никому не говорите.

– Посмотрим, – сказал я.

– Гадина! – вдруг выкрикнул Крыс, переменившись в лице. – Сволочь! Мерзавец! Гнида!

– Чего-о?! – опешил я.

Он снова сделался кротким, как ручной хорек, смущенно скосил глазки к носу.

– Вот видите, совсем не могу себя сдерживать. Копролалия. Такое заболевание. Одно из многих. Я совсем-совсем больной ублюдок. Такой же больной, как ты, ЛЕГАВАЯ ГАДИНА! – проорав очередное ругательство, сириусянин замолчал.

– Ах, ты… – начал я, собираясь прочитать ему короткую лекцию о том, как вредно для здоровья хамить представителям власти. Эдакий небольшой классический экскурс в историю взаимоотношений в прошлом здоровых людей и федеральных агентов. Но договорить не успел.

– Падлюка! – завопил сириусянин и заметался по каюте, размахивая ручками. – Тварь толстозадая! Грязный ублюдок! Подонок! Будь ты проклят!

Во время следственной работы мне частенько приходилось сталкиваться с сумасшедшими. Иных сразу не распознаешь, внешне они совершенно нормальны. Безумие других сразу бросается в глаза.

Более всего на допросах меня раздражали жертвы рекламы. Так я их называл. Некоторые придурки, чтобы заработать денег, соглашались на нейрохирургическую операцию. В их головной мозг вживлялся крохотный чип, регулирующий их речевую активность. Такие сапиенсы в определенные часы разражались вдруг длинной тирадой, состоящей из слогана и описания рекламируемого продукта.

Мне случалось однажды допрашивать вымогателя таргарийского происхождения. Я напирал на подозреваемого в своей обычной манере, чувствуя, что осталось дожать самую малость – и он во всем расколется. И вот, после слов: «Хорошо-хорошо, я все скажу…» он, изменившись в лице, пропел женским тенорком: «Ваше мужское достоинство в наших руках». Дальше началось повествование о достоинствах искусственных половых органов. Поначалу я опешил, решил, он надо мной издевается. Но потом пригляделся и понял, что таргариец не владеет собой, его нервная система подчинялась сигналам вживленного в кору рекламного чипа.

Вопли сириусянина напомнили мне эту давнюю историю. Психованный коротышка точно так же не мог контролировать свою речь.

Я пощупал пульс, ощутил, как волнительно бьется сердце, и решил, с меня хватит. Еще немного, и я, пожалуй, придушу маленького мерзавца. Не всегда удается себя сдержать, когда имеешь дело с подобным типом личности. Убить такого негодяя любой федеральный агент посчитает личным счастьем.

Я покинул апартаменты остромордой сволочи и, пройдя несколько шагов, остановился. Чтобы допрос прошел эффективно, следователь должен быть спокоен, а подозреваемый напротив – мандражировать, подавляемый перспективой наказания за содеянное. Волнение отступало медленно. Кровь отлила от лица. И сердце перестало бухать в грудную клетку набатом смерти: «Убей его! Убей его! Убей!» Некоторое время оно еще говорило: «Дай ему в бубен! Дай ему в бубен! Дай!» А потом перешло на привычный неслышный ритм, ощутимый только на запястье.

Из соседней каюты показался немониец, увидел меня и собирался юркнуть обратно, но я мгновенно сунул ногу в створку закрываемой двери и нажал кнопку открытия.

– Мне все известно, – сообщил я, разглядывая все шарообразное тело и размышляя о том, что с таким, как этот сапиенс, увы, не установишь контакт глаза в глаза.

– Зачем ты убил Зеленого?

Шарообразный сапиенс весь задрожал и стал кататься из стороны в сторону. Должно быть, таким образом он выражал крайнюю степень мандражирования – то, что нужно для большей эффективности допроса.