Дженга: разжигая пожары
Шрифт:
Странное чувство, что она сгорела в том страшном пожаре, не отпускало.
Показалась окраина. Знакомая улица, несколько полуразрушенных, давно нежилых развалюх. Справа стонал от старости перекошенный забор, за ним виднелись останки теплицы, привлекающей к себе внимание ошметками грязно-желтой пленки. Слева – сгоревшая мастерская. Чуть вдали можно было расслышать бормотание речки, на дереве у соседнего заброшенного дома надрывалась невидимая птица, сбоку, словно из потустороннего мира, раздавались звуки обычной жизни: гремели кастрюли, сыпался горохом отборный мат, взвивался вверх тонкий пронзительный
Леони застыла как вкопанная. Страх, обида, злость и – непонятно почему – жгучий интерес пробирали насквозь, до мурашек, до дрожи. Этот сгоревший дом хранил тайну – тайну, которую огонь забрал вместе с собой, пока шептал на прощание проклятия, погибая под упругими струями воды из шлангов пожарных машин.
Ее тайну.
– Пам-пам-па… Пам? – скорее пробормотала, чем пропела Леони, сделала еще пару шагов вперед и тут же заметила велосипед, так и валяющийся в придорожной примятой траве. Странно, что никто его не забрал – обычно оставленные на окраинах вещи долго не ждут своих хозяев.
Подхватив верного коня и вжав пальцы в мягкую оплетку на руле знакомым движением, девушка постояла несколько секунд, разглядывая торопливый муравьиный бег под ногами. Она уже собиралась развернуться и все-таки дать шанс розовощекой Элен себя спасти, но вдруг передумала – велосипед снова полетел в траву, протяжно взвизгнул, угрожающе заскрежетал цепью и затих.
Манило пожарище. Манили воспоминания. Но смотреть на обугленный деревянный остов прошлого, покрытый толстым слоем успевшей просохнуть сажи, было невыносимо тяжело – казалось, она смотрела на бездыханное тело любимого человека, обугленное и разбросанное по обочине дороги, и не могла узнать. Странно, но именно когда здесь бушевал огонь, дом по-настоящему ожил. Он разговаривал, кричал, задыхался от страсти.
И вот он мертв.
Леони присела на корточки рядом с давно остывшими угольками – все, что осталось от крыльца. Легонько постучала, провела пальцами, едва касаясь, долго всматривалась в черную сажу. Зачем-то поднесла ближе к носу, понюхала. Вспомнила, как в фильмах солдаты разрисовывали себе лицо в попытке замаскироваться, и провела неуверенной рукой по верхнему веку левого глаза. Но тут же опомнилась, наслюнявила краешек футболки и терла, терла, терла – пока кожа не покраснела, а из глаз не полились слезы.
Надо уходить.
У пекарни так же вкусно пахло. Несколько молодых девчонок примерно ее возраста пробежали мимо, обидно толкнув в плечо, и скрылись – только звякнул серебристый колокольчик.
Через стеклянные двери Леони видела Элен, смогла даже рассмотреть румянец от печи на лице и руки, перепачканные в муке. Женщина что-то объясняла, рассказывала, и глаза светились неподдельной страстью, какую можно увидеть только у человека, по-настоящему поглощенного любимым делом.
– Пирожки… – пробормотала Леони, пробуя слово на вкус, и сглотнула голодную слюну. – Какая глупость.
Она пнула лежащий у ног камень, Залезла на велосипед и уехала, торопясь убраться как можно дальше, чтобы не накрыло желанием вернуться. Слишком поздно.
Солнце клонилось к закату, когда Леони доехала до смотровой площадки, где уезжающие местные жители останавливались, чтобы в последний раз взглянуть на город – то ли прощаясь, то ли
– Эй, вы не могли бы отойти?
Сзади раздался капризный женский голос. Обернувшись, Леони увидела молодоженов и парня с фотокамерой. «Мы знакомы?» Он улыбнулся и виновато помахал рукой.
– Конечно, – натянуто улыбнулась Леони, подхватила велосипед и откатила чуть в сторону, чтобы дать молодой паре запечатлеть мимолетное счастье.
– Спасибо, – прошептал фотограф, прикрывшись камерой, как только она поравнялась с ним и встала за его спиной.
Знакомые щелчки, вспышки, неумелые позы непривыкших к съемкам молодых людей: стандартный набор фото, которые никто никогда не перелистнет. Если повезет, то через пару десятков лет дети или внуки уделят пару секунд такого ценного любопытства – и забросят альбом на чердак. А может, кто-то яростно повырезает головы со снимков, чтобы приехать сюда же, на это место, и предать священному огню, которому точно можно доверить изгнание самого большого зла из своей жизни.
– Привет, – во весь рот улыбнулся фотограф, как только обязательная программа была выполнена, а модели унеслись к машине, где ждали подвыпившие друзья и бутылка шампанского, пустившегося врассыпную пузырями по белоснежному платью, как только пробка взвилась вверх.
– Привет. Мы, кажется, знакомы. Но имени я не помню, – честно призналась Леони, дернув краешком губ.
– Кристоф. Да, я как-то снимал тебя, – предательская краска залила лицо. – То есть…
Леони рассмеялась. Пожалуй, было комфортно в его обществе – хоть что-то знакомое. Кусочек прошлой жизни, пусть и не самой впечатляющей. Интересно, смогла бы она стать популярной, попади в большой город?
– Извини, – стушевался фотограф и поспешил сменить тему. – Ты что тут делаешь? Одна? Так далеко? На… велосипеде?
– Катаюсь, – пожала плечами девушка и вдруг вспомнила, что на лице могли остаться пятна сажи. Но только вздохнула: «Какая разница?»
– Понятно. Если не занята – можешь покататься со мной. У меня машина – вон. Видишь? Поможешь мне на свадьбе. Я один, чувствую, эту ораву не выдержу.
Он тоже засмеялся, но как-то грустно. Да, тут не было ничего от пылающих страстью розовых щек Элен. Хотя, если Леони правильно запомнила, снимки у него были неплохие – креативные и в меру распущенные, немного чудные и дикие, зато оригинальные.
– Странно увидеть тебя на свадьбе, – прищурилась девушка и все-таки поскребла пальцем веко над левым глазом.
– Да, я, это… Подработка. Не люблю такое. Бытовуха, бла-бла-бла… А ты давно Франсуа видела? Он куда-то пропал…
– Давно, – Леони наморщила нос, пытаясь вспомнить, но только пожала плечами.
Молодожены готовы были ехать дальше и уже вовсю махали руками, зазывая фотографа с собой. Их жизнь только начиналась.
– Мне… пора. Так как? Поехали? Велосипед закину в багажник.