Дженни ниоткуда: Ночные призраки
Шрифт:
На самом деле, требовалось еще уточнить детали. Например, тот ли трубочист был ограблен, который работает на Вулкане? Его ли инструменты сейчас лежат на крыше? Был ли вместе с одеждой украден многоразовый пропуск на Вулкан, о котором говорил Шон Клаппер? Ну, и еще всякие мелочи. Но, во имя Хогорта, бога мелочей и совпадений, разве не очевидно, что все приметы сойдутся? Теперь, когда Дженни изложила главное, проверкой могут заняться и Квестин с Морко, а настоящие детективы — те, что загадочно улыбались все утро — имеют право завалиться спать.
Только вывалив на спутников все свои гениальные догадки, Дженни ощутила, что действительно хочет спать и что вообще-то остался не исполненным еще один гениальный план: выспаться после возвращения с войны. Подозрения, которые до сих пор теснились в голове и требовали выхода, поддерживали ее, но теперь-то она точно заслужила отдых.
В общем, она позволила усадить себя в коляску ужасно подозрительного извозчика, и детективы покатили к себе, на Горшечную улицу. Большую часть пути она проспала и после уже едва могла вспомнить, как попала в свою комнату. Извинением этому провалу в памяти могло служить лишь то, что она, кажется, и не просыпалась. Когда коляска остановилась у дома номер восемьдесят четыре, и пришлось, зевая и потягиваясь, плестись к себе.
Глаза Дженни при этом не открывала. Или все же моргала пару раз? Потому что кое-какие отрывочные воспоминания вроде бы остались. Кажется, в этот раз никто не целился в нее из арбалета в дверях? Ага, значит, и Морко тоже слишком устал, чтобы сделать все по правилам, как у них заведено.
Во всяком случае, проснулась она поутру в собственной кровати, что уже было хорошо. Плохо было то, что проснулась она от громкого стука в дверь. Похоже, новый день опять получится беспокойным. Хотя, с другой стороны, что в этом плохого?
Когда она оделась в благопристойное и неудобное платье, привела в порядок волосы и явилась в кабинет, Квестин уже вовсю беседовал с посетителями. Впрочем, пропустила она совсем немного. Гости только-только расселись на стульях перед «дядиным» столом. Наверное, этому предшествовал долгий ритуал приветствия, принятый в этом доме? Морко целился в них из арбалета, хмуро расспрашивал о цели прихода? Хотя нет, слишком уж непринужденный у них вид, у газетчиков.
В кабинете Квестина на стульях сидела та самая пара журналистов из «Вечернего Эверона», которая поднималась вчера на Вулкан. Солидный плешивый Рудольф Ковес и Гай Сарам с потенциальным землетрясением на голове. Когда Дженни возникла в двери, оба развернулись в ее сторону и в их глазах появилось голодное выражение. Она выставила перед собой блокнот, как щит, и твердо заявила:
— Доброе утро, господа.
Приветствие не помогло. Алчность в глазах репортеров не пропала.
— Мисс, мой помощник утверждает, что вы участвовали в переговорах лорда Истригса-младшего с принцем Сакхлихом. Мой коллега писал об этом.
Мистер Сарам продемонстрировал номер «Вечернего Эверона» с историческими словами Дженни, а кудрявый Гай протарахтел скороговоркой:
— Говорю им, это она, она! Я ничего не забываю, я сразу узнал!
Трудная у него жизнь, подумала Дженни. Не забывать, это тяжелая участь, ведь в жизни хвастунов всегда много разочарований. И о каждом он помнит.
— Господа, у нас детективное агентство, — перебил его Квестин. — Если мы можем быть вам полезны, изложите свои пожелания.
— Мы хотим взять у мисс интервью, — заявил старший газетчик. — Как у очевидца событий. Эверону нужны ваши слова!
— Вот еще, — выпалила Дженни, — ничего я не хочу рассказывать. Вчера мы занимались самой обычной рутинной работой. Ну, знаете, скучные разговоры, однообразные вопросы, бестолковые ответы… Эверон помрет от тоски.
Ей пришло в голову, что эти двое каким-то образом пронюхали о ее гениальной догадке насчет трубочиста и охотятся за этой великой тайной. Может эти два хитреца выслеживали из с Морко и Квестином от самого Вулкана? Газетчики, они такие, они могут пронюхать обо всем, так говорят в городе.
— Нет, нет, мисс, — Гай привстал со стула, и Дженни заранее зажмурилась, боясь его маленького землетрясения. — Мы не о вчерашнем. Расскажите о своей встреча с его милостью генералом Истригсом. Вы стояли рядом с ним, вы стали свидетелем исторических событий.
— Каков он вблизи, как он расположен к людям невысокого происхождения, — подхватил мистер Ковес, — как он прост в общении с народом и как благодаря этому заслужил любовь войска?
— А, всего-то… — Дженни успокоилась и даже перестала прятаться за блокнотом. — Вам нужен всего-то рассказ об Истригсе. А я уж решила, что придется рассказывать, как я возглавила атаку тяжелой кавалерии, как мы отважно врезалась в ряды неприятеля и рубили его на маленькие кусочки. Вот такие.
Она показала пальцами размер кусочков.
Вот что им, значит, нужно! Для каких-то политических целей представить заносчивого Сертиаса другом простых людей, да еще чтобы Дженни им в этом помогала. Думали, она какая-то провинциальная дурочка и растает, если ее расспрашивают для газеты? Нет уж, она столичная дама и отлично знает, как репортеры искажают правду в своих статейках. А Сертиас Истригс — заносчивый каменный болван. Эта статуя хочет прикинуться человеком? Пусть сам выкручивается, она не будет ему помогать.
— Но мисс, — с приличной и солидной укоризной изрек старший репортер, — как вы можете так говорить? Его милость выиграл для Эверона великую войну, он служит Отчизне в трудный час. Народ желает знать о своем герое. И кто, как не вы, очевидец его подвигов, мог бы поведать о достоинствах нашего великого полководца!
Ну да, а еще его папаша финансирует вашу газету, подумала Дженни. Но так говорить неприлично, поэтому она выразилась иначе:
— Генерал Истригс не самое интересное из всего, что я пережила на Гранделине. Видели бы вы мой поединок с принцем Сакхлихом… Но нет, наоборот. Хорошо, что вы его не видели. Вы бы померли со страху.
А если бы выжили, то переврали бы все в своем репортаже. И это тоже она не стала говорить вслух.
— Но все же мисс, — упрямо и солидно молвил Рудольф Ковес, — ваш гражданский долг поведать миру правду. Как представитель нашего издания…
Он не смог закончить фразу, потом что кудрявый Гай начал смеяться. Кудряшки на его голове пришли в хаотичное движение, стул под ним скрипел, он трясся, всплескивал руками и повторял:
— Ха-ха-ха! Атаку тяжелой кавалерии… Ха-ха-ха, ох, миссс…. Ха-ха-ха, поединок с принцем Сакхлихом…Ой, умора!